Книга Сердце вне игры, страница 52 – Нира Страусс

Так что я просто закусываю губу, чтобы не закричать, и погружаюсь в кресло, удобное и мягкое, словно облако. Разглядываю потолок нашего космического корабля, пока мне не надоедает. Затем решаю, что музыка поможет заполнить лакуны в пространстве и паузы в разговорах, и берусь за работу. И все же никак не могу понять, какого хрена я здесь делаю. Рядом с бабушкой ее лучшая подруга. Ей не нужно, чтобы я ее развлекала. А у меня здесь ни черта нет: мне не с кем поговорить, нечем заняться, не за чем ухаживать. Я даже пожалела о том, что не взяла с собой фиттонию. Она очень капризная и нуждается в тщательном присмотре и уходе, нуждается во мне. В общем, я – в полной и абсолютной заднице.

И тут в море пессимистичных мыслей всплывает навязчивое воспоминание: мой графический планшет, оставленный на письменном столе и накрытый тряпочкой от пыли. А поскольку в моем мозгу срабатывают защитные механизмы, выставленные как раз на такой случай, перед моим мысленным взором автоматически появляется тема того письма, которое я не должна была прочесть прошлой весной: «Результаты биопсии Джойс Линды Клируотер».

Вот почему я здесь.

Поворачиваю голову и вижу, как Атланта вещает бабуле о своем горячем желании встретить Джона Траволту на улицах Лос-Анджелеса. А бабушка, естественно, тут же спрашивает ее, что бы она сказала ему при встрече. Атланта начинает мурлыкать «You're the One That I Want»^[20].

Заразительный смех бабушки вызывает у меня улыбку.

Скашиваю взгляд на Эшера. Его рука расслабленно покоится на ручке переключения скоростей. Как я ему и сказала за столиком «Фрости», он – сопутствующий ущерб. Это путешествие затеяно ради бабушки. И если она пожелала, чтобы рядом с ней были он, ее лучшая подруга и я, то так тому и быть.

Я смогу это вынести.

В масштабах вселенной это – мелочь.

Тут я замечаю, что мы проезжаем мимо Кламат-Фоллса с его чудным озером, и предлагаю сделать остановку. Не сомневаюсь, что Эшер будет против, так как мы в дороге еще менее трех часов, а по плану у нас остановка возле другого озера, но он не произносит ни слова.

Безуспешно пытаюсь удержать бабушку от пробежки к берегу – узкой полоске земли и кустов возле воды. Уже несколько месяцев я стараюсь заставить ее сбавить обороты и переложить часть своих дел на меня. Порой это получается, но не всегда. Вот что значит притворяться, будто не знаешь о ее болезни: я не могу обращаться с ней так бережно, как бы мне того хотелось, в противном случае все вылезет наружу, как начинка из пирога.

Того пирога, который я и сама не раз и не два собиралась выпотрошить и смахнуть на пол, честное слово. Думала сесть с ней рядом, взять ее за руки и сказать, что я обо всем знаю. Вот и вчера вечером я без конца прокручивала эту мысль, пока не почувствовала, что голова моя вот-вот лопнет, что в ней не осталось места ни для единой мысли. Все возможные сценарии казались тупиковыми.

Бабушка скрывает свою болезнь, потому что не хочет лечиться. Дело в том, что, когда доктор Шустер оценил ситуацию и предложил шаги, чтобы хоть как-то облегчить ее неизбежные в будущем боли или продлить ей жизнь на несколько месяцев, она отказалась. Это мне удалось узнать от самого доктора, вытянуть из него чуть ли не щипцами, шантажируя самыми разными подлыми методами, какие я только могла придумать, несмотря на то что именно он привел меня в этот мир, приняв роды у моей матери. Я была в отчаянии и ни о чем не жалею. Мне необходимо было знать.