Онлайн книга «Руны земли»
|
Эйнар сказал, что скажет висы о сердце Брюнхильд… Он начал ровным глухим голосом, и уже от перелива слогов, еще только первых, не сразу понятных сочетаний кеннингов и простых слов, мурашки побежали по спине Инги. Он понял, что не зря позвал Эйнара. Тот говорил почти без нажима и ударений, но образы возникали в уме слушателей одни за другими, завораживая и унося в сновидения. Скальд продолжил чуть громче, то медленно, то срываясь в бег. Звуки сталкивались и переливались друг в друга, растягивались и крались к сердцу, нежно разрывая его на мельчайшие кусочки… И если сердце Инги изнывало, опустошаясь и улетая, то что же было с сердцем той, к которой обращался Эйнар? Весь порядок слов звук за звуком проникал в нее, раня и тут же забываясь, чтобы уступить место новой томительной боли. Инги, тихо касаясь струн каннеле, смотрел на дочь Хергейра. Она светилась всем своим телом, ее щеки раскраснелись, и расширившиеся глаза сверкали, как у владычицы Фреи, а вокруг распрямившегося стана дрожала почти видимая стена огня. Инги вспомнил, как отец на его вопрос о валькирии сказал когда-то, что смотреть на нее все равно что вглядываться в пламя. Теперь он воочию видел, что Ингигерд смотрит на скальда словно из-за стены огня, а тот, как Сигурд, прокладывает путь сквозь пламя. Инги, открыв рот, перестал играть на каннеле, и Эйнар вдруг тоже замолк. Многие пожалели потом, что не запомнили его слов. * * * Молчание было таким глубоким, что возня трэллей за дверями показалась особенно неуместной, там лаяли собаки, кто-то пьяно орал. Инги нетерпеливо обернулся. У дверей, из-за спин мужчин, вставая на цыпочки, махала рукой знакомая банщица с полоумными глазами и звала кого-то из вадландцев. – Нетерпеливая девка, – процедил Инги и резко отвернулся. Альгис и Альвстейн, правда, двинулись к выходу. Инги это увидел и еще больше разозлился. Им бы только девку найти податливую. Истинный мед древних песен не для таких людей, они и песни-то поют все больше те, что состряпаны из дерьма! Сигмунд взял обручье из серебра, отделанное золотой нитью… – Отец древних песен сейчас кольнул каждого своим копьем под самое сердце, брага Одина очистила каждого из нас… Спасибо, Эйнар, ты настоящий скальд и не только можешь стучать зубами, приманивая филина, подойди же сюда. Ты добавил тот глоток, который освещает не только вечер или эту суровую осень, но и целую часть жизни… Хотя бы для тех, кто имеет уши. Сигмунд протянул ему богато украшенное кольцо. Нетвердой походкой подошел Эйнар, одно плечо выше другого, руки болтаются… Только что он был воином, шедшим сквозь пламя, теперь это был нескладный подросток. Инги и Эйнар утонули во всеобщем внимании. Десятки глаз светились, обращаясь к ним. Все хвалили их, искали дружбы, поили медом и элем и словно пытались остаться в их памяти. Инги поискал глазами Тойво и Хотнега, но, как и Оттара, с людьми их не было. Вендам очень понравились вирши Эйнара, хотя и мало кто понял их, но, видно, что-то передалось и без слов. Поднимали рога и чаши с брагой и медом. Веселье раскрыло людей, стало шумно, тут и венды пожелали спеть свои песни. Вначале застонали грустные, словно о потерянной удаче, оставленной далеко-далеко родной земле или еще о каких злоключениях, как бы в продолжение сказания о Сигурде и Хильд. Потом песни становились все жарче. И, судя по лицам женщин, все более непристойными. Начали плясать рядом с огнем, и сын Миронега отличился своей ловкостью и неистовостью. И куда подевался сразу тот вендский страх, который Инги впервые почувствовал, когда сходила дружина Сигмунда на берег! Что-то сладкое было тогда в этом ужасе сотен глаз, смотрящих на рослых и умелых воинов. Но теперь не было этого вовсе. |