Книга Руны земли, страница 77 – Георг Киппер

В стороне толпятся удивленные гуси, овцы и козы, собаки носятся с лаем от дома к воде и обратно, а на самом берегу дети прыгают и суматошно машут руками.

Лодка начала разворачиваться вправо и втягиваться в поворот. У Инги заломило шею, он повернулся, теперь через правое плечо. За зелено-серые кусты, за берег, за тростник уплывал родной берег: женщины в ярких платьях, еле различимые лица, поднятые руки, прыгающие дети, черная крыша бани и дым из домашнего очага в сером небе.

– Инги, Тойво! Не сверните шею, глядя на дом! – прикрикнул отец.

– И раз… И раз… Пошли, пошли… И раз…

Всплеснула вода под веслами, и там за кормой, за тишиной оставленного поворота невыносимо, навзрыд завыли женщины.

Южнее беспокойного озера Ильмери, где полноводные реки Полисть и Ловайтис, текущие с юга на север, ветвятся на бесчисленные рукава и протоки, перед тем как влиться в озерные воды, издавна была лучшая охота на крупного зверя. Недаром сохранилось тут древнее словенское название Взвад, означающее то самое занятие, которое суеверные охотники переставали употреблять, собираясь на свое дело. Многие века спустя в договорах словен еще сохранялось предоставление приглашенному князю права охотиться в этих местах.

Помимо охоты, эта земля славилась и древним торгом, где встречались для обмена чудь, словене и криевисы-кривичи, под именем которых в ранних летописях объединялись и летгола, и земигола, и литы, и пруссы, и люди иных племен, говорящих на близких языках и поклоняющихся одним богам. Но главными гостями на этом торге были гребцы-руотскарлар, люди севера, связывавшие морской мир запада с миром древних речных и сухопутных торговых путей востока, поэтому и вся эта земля южнее озера Ильмери известна была окрестным народам как Руотса, Рутса, Руса.

Любой большой торг – это еще и переизбыток впечатлений для всех участников. Ведь на время торга съезжались сюда купцы со всех краев, свозились всевозможные товары, рассказывались новости и сказки, пелись песни на разных языках и выпивалось столько олу, что, казалось, нет ничего лучше этих дней большого осеннего торга на всем протяжении года.

Мечи, украшения и вина, краски и шерстяные ткани из Валланда, ножи, топоры, котлы из Свеаланда, фризское сукно всех видов и даже фризские коровы менялись здесь на местные воск и пеньку, мед и, конечно, меха всех видов, но главное, конечно, в обмен на живой товар, рабов, этот главный товар Остервега. Его добывали где в обмен, где скорым набегом, а где договорившись о вечном мире. Обычно рабы – это юные, от десяти до шестнадцати лет, мальчишки и девчонки, продав которых на невольничьих рынках где-нибудь в Хорезме или Багдаде, северные купцы получали выгоду, порой в сотню раз превосходящую все понесенные на столь длинном пути затраты. Как известно, нет таких преступлений, на которые не пойдет торговец при таких возможностях, поэтому чья-то выгода, как всегда, оборачивалась слезами других.

Волчица безжалостно бросает волчат в логове, разоряемом охотниками: жизнь взрослого волка ценнее, чем жизнь волчат. И в те времена люди понимали волков как нельзя лучше – вздыхай, не вздыхай, а либо дружинники своего же князя, либо заморские гости возьмут с твоего рода столько, на сколько род или племя твое порядилось, а замешкаешься, возьмут больше, оставив тебя размышлять на пепелище.