Книга Летний сад, страница 2 – Полина Саймонс

Но с каждым ударом сердца, когда чайки кружили и кричали, что-то вторгалось даже на Олений остров.

В тот день Татьяна и Энтони вышли из дома, чтобы поехать к заливу, и услышали громкие голоса по соседству.

Там жили две женщины, мать и дочь. Одной было сорок, второй двадцать.

– Они снова ругаются, – сказал Энтони. – Вот вы с папой никогда не ссоритесь.

Ссора!

Если бы они ссорились…

Александр ни на йоту не повышал голос. Если он вообще говорил с ней, то никогда не менял глубокого ровного тона, как будто подражал любезному, доброжелательному доктору Эдварду Ладлоу, когда-то любившему ее в Нью-Йорке, – надежному, верному доктору Эдварду. Александр старался приобрести похожие манеры.

Ссора могла бы потребовать пробуждения соучастия в другом человеке. В соседнем доме орали мать и дочь, по какой-то причине они, случалось, препирались в это время дня, и их крики доносились из открытых окон. Хорошая новость: муж и отец, полковник, только что вернулся с войны. Плохая новость: муж и отец, полковник, только что вернулся с войны. Они ждали его, с тех пор как он уехал в Англию в 1942 году, а теперь он здесь.

Он не принимал участия в ссоре. Энтони и Татьяна вышли на дорогу и увидели, что он поставил свою инвалидную коляску в заросшем переднем дворе и впитывал солнце Мэна, подобно какому-нибудь кусту, пока его жена и дочь бесновались в доме. Женщина с сыном приостановились, поравнявшись с его двором.

– Мам, а что с ним такое? – шепотом спросил Энтони.

– Он пострадал на войне.

У полковника не было ног, не было рук, остался лишь торс с обрубками да голова.

– А он может говорить?

Они были перед его воротами.

Внезапно мужчина произнес громко и отчетливо, голосом, привыкшим отдавать приказы:

– Он может говорить, но предпочитает этого не делать.

Энтони и Татьяна остановились перед воротами и несколько мгновений наблюдали за ним. Татьяна открыла защелку, они вошли во двор. Полковник склонился влево, как мешок, слишком тяжелый с одной стороны. Руки отсутствовали почти до локтей. Ноги были отрезаны почти полностью.

– Позвольте вам помочь. – Татьяна посадила его ровно, поправила подушки, что поддерживали его с боков. – Так лучше?

– А-а, – протянул мужчина. – Хоть так, хоть эдак… – Его маленькие голубые глаза уставились на ее лицо. – А вообще знаете, чего бы мне хотелось?

– Чего?

– Сигарету. Я теперь не могу курить; не могу поднести ничего ко рту, как видите. А они… – Он кивнул в сторону дома. – Они скорее сдохнут, чем дадут ее мне.

Татьяна кивнула:

– У меня найдется. Я сейчас вернусь.

Мужчина отвернулся от нее и посмотрел на залив:

– Не вернетесь.

– Вернусь. Энтони, – сказала она, – побудь с этим милым человеком, пока мама не вернется… всего минутку.

Энтони был только рад. Подхватив его, Татьяна посадила мальчика на колено полковника:

– Ты можешь держаться за его шею.

Когда она убежала за сигаретами, Энтони спросил:

– А как вас зовут?

– Полковник Николас Мур, – ответил мужчина. – Но ты можешь называть меня Ником.

– Вы были на войне?

– Да, я был на войне.

– Мой папа тоже, – сказал Энтони.

– Ох… – вздохнул мужчина. – Он вернулся?

– Вернулся.

Прибежала Татьяна и, раскурив сигарету, держала ее у рта Николаса, пока тот курил, глубоко вдыхая дым, как будто втягивал его не просто в легкие, а в самую свою сущность. Энтони сидел на обрубке его ноги, наблюдая за тем, как тот с наслаждением вдыхал дым и с неприязнью выдыхал, как будто не хотел расставаться с никотином. Полковник выкурил две сигареты подряд, и Татьяна склонялась над ним, держа их возле его рта.