Книга Невестам положено плакать, страница 14 – Александра Довгулёва

— Коль и впредь будешь говорить стихами и звать меня феей — дозволю, — ответила она.

Игривые нотки в её голосе не укрылось ни от собеседника, ни от служанки. Внезапно Гленну обожгли чувства ей не свойственные, очень женские и очень нехорошие.

— Госпожа, разве должно нам быть наедине с молодым мужчиной? — спросила она вполголоса.

Это не было дерзостью, подобное замечание было одной из её обязанностей. Ведь при Оноре не было взрослой женщины, что сопровождала бы благородную девицу всюду, оберегая её от опрометчивых поступков.

— Ты как всегда невыносимо праведная, Гленна, — ответила ей Онора и рассмеялась.

Звонкий смех госпожи вовсе не задел Гленну. Наигранный и будто бы неживой, он был ей привычен, как шелест ветра в ветвях деревьев или уханье ночных птиц в самый тёмный час. Только смех юноши, охотно поддержавшего шутку будущей королевы, отозвался в ней неожиданно больно.

— Поступайте, как вам будет угодно, — сказала Гленна, хотя в ином случае бы предпочла промолчать.

— И поступлю, — ответила Онора.

Они шли под руку с юношей вдоль реки. Его звали Дирком, был он сыном почившего королевского писаря. Вроде бы и безродный, но образованный, да с нажитым отцом немалым наследством. Его рука поддерживающая локоть принцессы не выглядела чем-то преступным, но отчего-то служанке она покоя не давала. Гленна совершила неприятное открытие: она поняла, что иди подле принцессы кто-то другой, служанке даже удалось бы самой насладиться прогулкой, пока внимание Оноры сосредоточено не на ней.

Они беседовали на причудливой смеси двух языков, обсуждали безделицы, вроде имён местной птицы и рыб, что жили в реке, журчащей за стенами замка, от которого уходили всё дальше.

На третий день встреча повторилась, на шестой — тоже, а накануне помолвки, Онора и вовсе велела Гленне остаться у моста и следить, чтобы никто не свернул случайно на укромную тропу. А если свернёт — тут же подать ей знак громким окликом, таким, будто бы девушка поскользнулась на прибрежных камнях.

Наказав так, Онора скрылась с юношей в зарослях ежевики, не обращая внимание, что бархатный плащ вновь грозит порваться в цепких кустах.

Гленна ждала беду, и вот она пришла. Ей самой не верилось, что Онора, холодная и предусмотрительная, неспособная, казалось, на крепкую дружбу, так легко увлеклась чужим мужчиной. Накануне собственной свадьбы, когда будущий муж был в сотне шагов.

Гленна не могла ничего изменить. Онора бы её не послушала, а узнай кто о легкомыслии принцессы — сгинут они обе. Принцесса — за предательство сразу двух королей, Гленна — за то, что допустила.

Потому девушка стояла у каменного свода моста, положив похолодевшую ладонь на зелёных мох над своей головой и молилась. Старым богам и новому единому Богу.

— Ты хорошо помнишь свою матушку, Гленна?

Онора сидела за столом напротив серебряного зеркала — ещё одного дорогого подарка от будущего мужа.

Дорогостоящих безделиц, искусных изделий, красивых тканей, непохожих на ирландскую шерсть, в комнате принцессы становилось всё больше. Онора всегда с нежной улыбкой принимала подарки Тибальда, хотя и не была благодарна за них искренне. Гленна подозревала, что дари он ей не женские безделицы, а старинные доспехи, драконьи голова или обагрённые кровью врагов щиты — Онора благодарила бы за них совершенно так же. Красивое лицо, очаровательная улыбка и большие глаза, которые оставались холодны, не смотря на живой блеск юности их красивший. Подарки Тибальда были для будущей королевы прежде всего символами уважения к её происхождению и статусу. Они дарились публично, носились напоказ, выставлялись на видные места.