Книга Невестам положено плакать, страница 9 – Александра Довгулёва

— Я понимаю вас, — сказала девушка, хотя это было на грани дозволенного.

Онора смерила её долгим, слишком глубоким взглядом, из-за которого кожа Гленны покрылась мурашками. Затем кивнула, не сказав больше ни слова.

Они провели в комнате несколько часов. Онора быстро уснула, хотя постель её была холодна. Даже Гленна сумела преклонить голову у ног госпожи, припомнив её едкие слова о том, что девушка похожа на собаку.

«И впрямь похожа, — призналась она себе, — как и любая служанка, стерегущая покой своей госпожи»

От этой мысли, справедливой и честной, на сердце стало тоскливо. Она вновь подумала о доме, о реке, журчание которой было слышно у ворот замка. Здесь ведь даже моря было не видно. Лишь лес, да поля можно было разглядеть в тонкой щели, которую даже ей было трудно назвать окном.

Зато вот пир здесь был совершенно таким же, как дома. Разве что Гленна, роль которой теперь была немного другой, не носила кувшин с тёплым вином по залу, как бывало прежде. Теперь ей нужно было лишь быть рядом, когда её позовут, но принцесса не спешила отдавать приказания. Разве что одно слетело с её уст:

— Перестань так себя вести. Веселись, даже если это невыносимо. На тебя все смотрят, а оценивают меня.

Гленна расправила плечи и старательно растянула губы в подобии улыбки. Онора повела бровью и отпустила её на своё место. Она сидела на скамьях среди гостей неблагородного происхождения, но уважаемых при дворе: старый подслеповатый лекарь, ведающий травами и лунными циклами; женщина, шея которой была украшена ожерельем из перьев и костей; юноша, по словам одного из слуг, слагавший баллады так дивно, точно боги целовали его в медовые уста.

Никто не заговаривал с Гленной, но взгляды, о которых предупреждала принцесса, она чувствовала всем телом. Они проникали под платье, от них кожа зудела, точно по ней бегала стая муравьёв. Не спасало ни тёмно-коричневое, неприметное (хоть и новое) платье, ни взгляд, блуждающий по комнате поверх голов гостей. Она привыкла быть незаметной и сейчас, когда девушка стала предметом внимания, Гленна поняла, что ей нравилось быть незаметной.

Она чувствовала себя лишней за пиршественным столом, без кувшина в руках, с кубком, полным тёплого вина, к которому она не притронулась. Ей хотелось кутаться в шаль, хотя холодно вовсе не было. Девушке представлялось, что худоба, бледность тонких губ, тени под глазами, никогда не уменьшавшиеся, стали ещё ярче в свете пиршественных огней. Гленне мнилось, что недостатков её не уравновешивают ни прямая осанка, ни нитка перламутра, вплетённая в косу, дарованная ей королём в день восемнадцатилетняя, ни высокий рост, который, на деле, оборачивал худобу в изящество.

Радовало одно: изучали девушку на расстоянии. Если к ней и обращались, то не ждали беседы, лишь выражали почтения её госпоже. Онора была истинной причиной их бесконечного любопытства, а не сама Гленна, которая была пусть и любимой, но всего лишь служанкой будущей королевы.

Она заставила себя есть, благо вепрь запечённый с прошлогодними яблоками был приготовлен отменно. Ей даже не пришлось пересиливать себя слишком долго: стоило лишь пище попасть на язык, тело вмиг вспомнило о голоде. Гленна даже сделала несколько глотков вина, неразбавленного и тёплого. От этого ноги её приобрели обманчивую лёгкость, зато улыбаться стало проще.