Книга На краю любви, страница 113 – Елена Арсеньева

– У вас, сударь, иное амплуа. Если бы мы ставили «Отелло», я бы дал вам только роль коварного Яго, но отнюдь не благородного Отелло. И в этом водевиле вы прекрасно соответствуете роли Петьки, но отнюдь не роли капитана Весельчакова, который, хоть и замышлял недоброе, но одумался, пытался спасти Лизу как только мог и проявил себя истинно благородным человеком.

– Да ну, подумаешь, большое дело – благородного сыграть, – непочтительно фыркнул самоуверенный Филька. – Беда лишь в том, что я словов толком не знаю!

– Ну, коли не знаете «словов», то и говорить не о чем, – пожал плечами Кукушечкин.

Физиономия у Фильки сделалась враз несчастной и в то же время мстительной. «Не иначе какую-то пакость подстроит, – подумала Ася, исподтишка на него поглядывая. – Так вот почему он вернулся такой счастливый, когда сбегал к квартирной хозяйке Поля: надеялся, что ему эту роль отдадут! Неприятный человек. Правильно Кукушечкин сказал: только Яго ему и играть! Но где же Поль, что с ним?!»

– Вводим господина Каменского на роль капитана, а на роль Андрюхи, денщика его, – господина Львова, – распорядился Бурбон, посовещавшись с антрепренером.

Господин Львов (фамилия его в миру была Левкин), игравший в водевиле «Ах, кабы дочерей было две!» роль удачливого жениха, высокомерно сообщил, что смотрелся бы в роли Весельчакова гораздо лучше Лехи Хромонога, да только боится, что ни текста, ни мизансцен так быстро не выучит, а потому вынужден согласиться.

– Коли так, извольте, господин Баранов, пардон, Бурбон, начинать репетировать, – приказал Кукушечкин и ушел в кассу: как раз настало время ее открывать и продавать билеты на вечернее представление.

Ввод новых актеров, впрочем, замедлился тем, что для Лехи пришлось искать другой костюм: Хромоног был выше и шире в плечах, чем Поль. Решили доломан слегка расставить, ну а поскольку ментик накидывают на одно плечо, о нем беспокоиться не стоит.

Асе было велено отставить переписку и немедленно взяться за расшивку доломана. Репетиция началась в своих костюмах, однако работу постоянно прерывали Маркизова, злая как черт, по количеству капризов превзошедшая саму себя, и Боярская, которая истерично требовала заявить о пропаже мсье Леруа в полицию, поскольку у нее предчувствие, что с оным мсье что-то приключилось.

Честно говоря, у Аси тоже было предчувствие чего-то недоброго, однако она, конечно, помалкивала, хотя иногда шитье у нее перед глазами расплывалось от набежавших слез.

– Всякое возможно! – кровожадно заявил Филька. – Видела же хозяйка, как он по улице шел. А потом возьми да исчезни! Может, его по башке навернули да утащили лихие люди.

Маркизова внезапно начала рыдать, а потом они с Боярской принялись дуэтом причитать, что убитого Поля никто не заменит, потому что он был великолепным, выдающимся актером, а главное, каким хорошим, добрым человеком! Несколько лет назад в театре случилась беда: антрепренер сбежал, унеся всю выручку после особенно удачной премьеры. Когда появился другой и начались репетиции, выручки в театре еще не было, не выдавали и жалованья, так что некоторое время актеры перебивались с кваса на воду. Выручал Поль. У него оказались необыкновенные способности занимать деньги у кого попало и кредитоваться в булочной. Вдобавок, ко всеобщему изумлению, он оказался превосходным вором, однако крал не вещи, а домашнюю птицу. Не было дня, чтобы он не поймал курицы, гуся, уточки для труппы – и исчезал бесследно с места, так сказать, преступления. Только один раз он чуть было не попал впросак: загнал во двор театра свинку, а та своим визгом навела хозяина на след. Но Поль так ловко и изящно повинился перед сердитым мужиком, что они расстались приятелями.