Онлайн книга «На краю любви»
|
Леха призадумался было, потом сказал: – Я сейчас сбегаю живой ногой к одну знакомцу моему, с ним посове… то есть тьфу, попробую денег у него одолжить. А ты сиди в зале несходно. Я тебе сейчас принесу бумаги, да перо с чернильницей, да пьесу будущую, для которой роли надо переписать. Работай, покуда я не вернусь, а там посмотрим. Когда из поварни пришли в театр, там уже собрались некоторые из городских актеров. Кукушечкина не было, из-за чего немедленно началась паника: куда пропал? Неужто удар по голове оказался столь силен, что антрепренер всерьез занедужил? Боярская, алчно прищурив глаза, предположила, что Кукушечкин был в сговоре с Филькой и они сбежали вместе, прихватив все денежки. – Ага, и для пущего правдоподобия Петр Петрович позволил навернуть себе по башке! – съехидничал Леха и ушел, повторив Асе напоследок, чтоб не выходила никуда и ждала его. Других дурацких предположений никто не высказывал, но Боярская заныла, что она заказала себе новое платье, нынче его надобно у портнихи забирать, а на что, на какие деньги? Хорошо тем, у кого любовники богатенькие! При этом она вприщур посмотрела на Маркизову, однако та помалкивала, опустив глаза и слегка улыбаясь: да, ей под крылом у господина Федорченко беспокоиться было не о чем. Субретка пожаловалась, что у нее развалились башмачки: подметки отклеились, а сапожнику заплатить нечем. Чтобы хоть немного отвлечь людей от жалоб, поток которых мог сейчас хлынуть неудержимо, Ася пошутила: – Да у нас же свой сапожник есть! Господин Гвоздиков! Актер Крюков погрозил ей пальцем: – Но-но! Мой Гвоздиков не сапожник, а подымай выше: башмачник! Но Крюков готов помочь с починкой, коли материалом разживется. Небось еще не все отцовы уроки позабыл. – А какой материал нужен? – Ну, кожа для подметки, клей хороший. Например, казеиновый! Его своими руками сделать можно, и довольно запросто. Берешь постный творог, через сито протираешь, промываешь теплой водицей, затем капаешь нашатыря, пока не получится студенистой полупрозрачной кашицы. Но, честно говоря, казеиновый клей больше пойдет для столярных работ, а хороший башмачник карлук приготовит. Чего глазки вытаращили? Карлук – это наилучший рыбный клей, сваренный из пузырей осетра либо стерлядки. Варить его долго, муторно да и тошно: не раз, пардоне муа, сблюешь, пока он прокипит да выпарится. Но чем бы сапожник ни клеил, подметочку еще дратвой надобно прошить, чтобы крепче держалась. Небось вы, дамы и господа, не знаете, что такое дратва? Это толстая льняная смоленая нитка. На концах она тонкая, в эти концы вплетают свиную щетинку, чтобы дратва легко в дырки входила. Дырку, значит, шилом протыкаешь, а потом дратву – тырк туда! Ну а каблучок хорошо бы подбить гвоздиками. Актеры слушали Крюкова, словно древние эллины какого-нибудь рапсода[92], ничего не замечая вокруг, и Ася, тоже увлекшись рассказом, даже вздрогнула, когда ее плеча коснулась чья-то рука. Резко обернулась, безотчетно прижав к груди заветную корзинку. Перед ней стояла полненькая румяная женщина лет сорока. Судя по одежде – по зеленому сарафану из травчатой китайки[93], перехваченному под грудью коричневым шелковым поясом, по кисейным рукавам рубахи, по серебряным тяжелым серьгам и серебряным пуговицам, по летней безрукавной душегрейке, крытой шелком с серебряными позументами, по чепцу из коричневого узорчатого шелка, по носкам новехоньких сафьяновых сапожков, – это была зажиточная мещанка. Публика такого рода блюла честь своего сословия почище дворян и в театр, тем паче Водевильный, даже одним глазком не заглядывала. |