Книга На краю любви, страница 132 – Елена Арсеньева

– Или, может, все-таки на задки этот шустрый ящик привязать? – предложила она напоследок.

Спиря взглянул на послушника. Тот покачал головой. Спиря посмотрел на Асю и тоже покачал головой:

– Сундук останется здесь. А ты давай перебирайся сюда, ежели хочешь. Только озябнешь на ветру…

– Зато меня в бок ничто бить не будет, – буркнула Ася и поменялась местами с послушником. Перебираясь, невзначай схватилась за его плечо и почувствовала, насколько оно крепкое. А ведь по виду этого человека ну не травиной, так веткой перешибешь!

Послушник вскинул на девушку единственный глаз. Глаз был карий и смотрел отнюдь не смиренно, а насмешливо.

Ася нахмурилась.

Спиря, конечно, знал, о чем говорил: здесь, на козлах, продувало насквозь! Сам-то он в своем зипуне и низко надвинутом на лоб картузе ветра словно не замечал, а Ася съежилась, обхватила плечи руками и подумала, что сундук, пожалуй, был меньшим злом. Но снова перебираться назад и при этом взглянуть на послушника было почему-то страшновато.

Мысли, бестолковые, глупые, перепуганные мысли, и не менее глупые и бестолковые догадки мельтешили в голове, и не было среди них ни одной, которая могла бы успокоить. Стоило уцепиться за спасительное: «Этого не может быть!» – как вспоминались полуседые волосы, и сивая борода, и карий глаз, а главное – крепкие руки, вырвавшие ее из ухватистых лап кучера на Ошарской, и голос, окликнувший ее…

«Нет, нет, этого не может быть!» – снова твердила Ася, как заклинание, но помогало это мало.

Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, увидела послушника, который протягивал ей попону. Раньше она лежала в глубине повозки, но Асе и в голову не пришло, что ее можно взять с собой, перемещаясь на козлы.

Ася взяла попону, бросила взгляд на руки послушника, державшие ее. Рукава рясы почти закрывали их, но левый рукав немного задрался, и Ася увидела пальцы этого человека.

– Ну зачем же, зачем же так… – слабо пробормотала Ася, с усилием сглатывая слезы, старательно не пуская их к глазам, хотя их, конечно, вышиб ветер, только ветер, а не что-то другое!

– Чего это зачем? – удивился ничего не понявший Спиря. – Бери, бери, еще не меньше пяти верст впереди, а ты колотишься вся! Укутайся хорошенько.

Послушник вернулся на сиденье, Ася – на козлы. Укутаться-то она укуталась, да толку с этого было мало: колотилась по-прежнему, если не сильнее. Только теперь дрожь била ее не от холода, а оттого, что один взгляд на левую руку послушника развеял все сомнения.

Беспорядочная толкотня догадок и предположений сменилась недоумением, страхом, обидой – ну да, горькой обидой, это и заставляло ее дрожать.

Больше всего обижалась Ася, конечно, на хитрована Леху, который врал ей – врал уже который день, вдобавок совершенно бесстыже. Знал, сколько горя и страданий она перенесла, но все же мучил ее неизвестностью. Но Леху, конечно, Ася напрасно винила: ведь и врал он, и вообще каждый свой коварный и лживый шаг совершал не сам по себе, а следуя советам своего «знакомца», который жил в Грузинском переулке.

Весь этот маскарад, который наблюдает Ася, не имеет никакого смысла! Ведь Леха сам же примерял при ней эту сивую бороду и дурацкий парик, который вынужден был снять, потому что на нем «гречневик» не держался. Неужто он рассчитывал, что Ася об этом забыла? А послушник… неужто он думал, что Ася забыла, как и когда появился шрам на мизинце его левой руки? И неужели надеялся, что она не узнает его карие глаза – неважно, что второй был завязан!