Онлайн книга «На краю любви»
|
– Это роброны Ангелины Никитичны заплесневелые да вонючие?! – обиделась Антонида. – Ну с чего это им заплесневеть да завонять, когда я сундуки раньше чуть ли не еженедельно проветривала?! – Неужто больше не проветриваешь? – хихикнула Марфа. – Эх, да пропало все из того сундука, – воскликнула Антонида, и слезы хлынули из ее глаз ну буквально ручьем. – И как я проглядела? – Украли, что ли? – всплеснула руками Марфа в деланом отчаянии, но глаза ее смеялись. – Да небось продали, когда зубы на полку клали, – сердито буркнула Антонида. – Либо актеркам свез наш-то любитель… Марфа предостерегающе сверкнула глазами, и Антонида виновато на нее покосилась. Ну да, подумала Ася, все-таки негоже своих господ прилюдно судить, будь ты даже незаменимой грелкой барыниного кресла! – Экая ты хлопотунья, Антонида, – ласково сказала она. – Но я сейчас и в самом деле что-нибудь из своих вещей надену. Простенькое, домашнее… – А вот, гляньте, утреннее платьице, как раз подходящее к часу, – обрадовалась Марфа, выуживая из груды вещей чудное зеленоватое (или, как выразились бы в старинные времена, цвета нильской воды[59]) платьице с высоким вырезом и широким кружевным воротником (он вполне мог послужить и чепчиком благодаря своей ширине!), с модными рукавами-жиго́, в самом деле напоминающими бараний окорок[60]. – И не измято совсем… Давайте-ка вам помогу одеться, барышня. В минуту Ася оказалась переодета, обута в легкие атласные башмачки, подходящие к платью по цвету. Марфа причесала ее, косу переплела, и Антонида заохала, всплеснув руками: – Краса ненаглядная! Королевна заморская! Царевна распрекрасная! Ох, а венчальное платье где? Вот бы поглядеть на него! – Да где-то в узлах, – с трудом выговорила Ася: горло перехватило до боли при одном только упоминании о венчании. Антонида-то думала о будущем, а у нее, у Аси, из памяти прошлое не шло! – Пойдем к Лике, Марфа. Среди комнат, анфиладою которых шли девушки, была одна, которую Ася всю жизнь помнила и особенно любила: в ней висели портреты всех Широковых за минувшие сто лет. Комната так и называлась – портретная. Эта небольшая семейная галерея создавалась руками крепостных художников. Последней парой, запечатленной здесь, были Гаврила Семенович и Варвара Михайловна. Ни портрета Константина, ни изображения Никиты, понятное дело, здесь не было. Костя уже и не появится, а вот Никита и его будущая жена… «Не надо об этом думать», – приказала себе Ася, входя в галерею, да так и ахнула, сразу увидев, что портреты изменились к худшему: краска кое-где потрескалась, местами вообще обвалилась. Она осторожно коснулась изображения Семена Константиновича – деда Никиты. – Пыль ищете? – ухмыльнулась Марфа. – Напрасно. Ни пылинки не найдете. Тут еженедельно уборка идет: каждую картиночку с зольным щелоком намывают, как и прочие мебели в доме. – Картины моют с зольным щелоком?! – раздался возмущенный голос Никиты, который вошел в портретную через другую дверь. – Это кто же такую глупость сотворить распорядился? – Барыня Варвара Михайловна, – потупилась Марфа, приняв сокрушенный вид, однако в ее голосе Асе послышалось Ликино ехидство. Ну да, все-таки не зря Марфа столько времени находилась в услужении у своей барышни! – Эх, с прапрадедом что сделали?! – сокрушенно воскликнул вдруг Никита, подходя к изображению широкоплечего человека. Различить было возможно только эти широкие плечи да косматую шапку – все прочее сливалось с фоном, о чертах лица вообще оставалось только догадываться. – Ася, помнишь ли портрет Никиты Григорьевича? Меня его именем назвали… Какой был удалец-молодец, сказывали, самого государя Петра Алексеевича некогда от смерти спас, когда разбойники на царскую карету напали! |