Книга Джейн Эйр, страница 210 – Шарлотта Бронте

Странно было видеть этих изящных дам в столь скромной кухне. Кто они? Не могли же они быть дочерьми сидевшей за столом пожилой особы, ибо у нее был вид крестьянки, они же казались воплощением изящества. Я никогда не встречала этих женщин, а между тем при взгляде на их лица мне показалась давно знакомой каждая их черта. Я не могла бы назвать их хорошенькими – они были для этого чересчур бледны и серьезны, их лица, склоненные над книгой, казались задумчивыми до строгости. На столике между ними стояла вторая свеча и лежали два больших тома, они то и дело в них заглядывали, видимо сличая их с другими книгами, меньшего размера, которые держали в руках, как делают люди, пользующиеся словарем при чтении иностранного автора. Все это совершалось настолько беззвучно, словно фигуры были тенями, а озаренная свечами комната – картиной. Стояла такая тишина, что было слышно, как зола осыпается с решетки и как тикают часы в темном углу; и мне казалось, что я различаю даже позвякивание спиц в руках у старухи. Поэтому, когда наконец чей-то голос нарушил эту странную тишину, я его хорошо расслышала.

– Слушай, Диана, – сказала одна из девушек, отрываясь от своего занятия, – Франц и старый Даниель проводят ночь вместе, и Франц рассказывает сон, от которого он пробудился в ужасе, – слушай! – И она прочла тихим голосом несколько фраз, из которых я не поняла ни одного слова, так как они были на незнакомом мне языке; это не был ни французский, ни латинский. Я не знала, был ли то греческий или немецкий.

– Какое сильное место! – сказала она, дочитав. – Я просто в восторге.

Другая девушка, подняв голову и глядя на огонь, повторила только что прочитанную сестрою строчку. Впоследствии я познакомилась с неведомым мне языком и неведомой книгой, поэтому я все же приведу здесь эту строчку, хотя, когда я впервые ее услышала, она прозвучала для меня, как бряцание металла, лишенное всякого смысла.

– Da trat hervor Еiner, anzusehen wie die Sternennacht. (Тогда выступил вперед некто, видом своим подобный звездной ночи.)

– Прекрасно! Прекрасно! – воскликнула ее сестра, и глубокие черные глаза девушки засверкали. – Видишь, как превосходно изображен мрачный и могучий архангел. Эта строка стоит сотни высокопарных страниц. Ich wäge die Gedanken in der Schale meines Zornes und die Werke mit dem Gewicht meines Grimms. (Я взвешиваю мысли на чаше моего гнева и меряю дела мерой моей ярости.) Мне очень нравится!

Обе вновь замолчали.

– А что, есть на свете страна, где говорят по-таковски? – спросила старая женщина, подняв голову от вязанья.

– Да, Ханна, эта страна гораздо больше Англии, и там говорят именно так.

– Ну уж не знаю, как это они понимают друг друга; а если бы одна из вас поехала туда, ведь вы бы понимали, что они там говорят, правда?

– Мы, вероятно, кое-что поняли бы, но не всё, потому что мы не такие ученые, как вы думаете, Ханна. Мы не говорим по-немецки и не можем читать без помощи словаря.

– А какой вам от этого прок?

– Мы собираемся со временем преподавать этот язык или по крайней мере его основы, как принято выражаться, и тогда мы будем зарабатывать больше, чем теперь.

– Может быть. Однако кончайте-ка учиться; довольно уж вы потрудились сегодня.

– Да, что верно, то верно. Я устала. А ты, Мери?