
Онлайн книга «Счастье в огне»
Это молчаливое горе, невысказанная боль разрывало сердце Вари, как будто часть этой боли передалась и ей. Одной рукой она прижимала к себе Митьку, другой обняла девочку по лицу которой текли слезы, оставляя на щеках темные дорожки. Но слезы эти были такими же тихими, как горе её матери. Понимал ли этот ребёнок, о чём плачет, чувствовал ли горе от утраты отца, которого вряд ли помнил, или просто интуитивно воспринимал материнскую боль – Варя не знала, но зато она знала, что в стране сейчас тысячи и тысячи детей, чьи глаза наполнены слезами, слезами боли, ужаса, горя, детей, чьё детство безжалостно пожрала война. И она точно знала, что за всё это должна быть неминуемая расплата! И она неминуемо настанет. В ней медленно закипала злоба, которая почему-то принесла неожиданное облегчение. Прервав Варины мысли, женщина поднялась на ноги – лицо ее посерело, но глаза сверкали, будто после свидания. Это и было ее свидание с мужем, отцом ее шестерых детей. Последнее, но от этого не менее желанное. Она достала из-за пазухи мешочек и вытряхнула из него горсть земли, которую рассыпала над холмиком. Это был её последний долг перед мужем, обусловленный вековечными русскими традициями. Теперь у неё оставался другой долг – долг перед его детьми, которых предстояло вырастить одной, самой, несмотря ни на что. И решимость во что бы то ни стало этот долг выполнить предала ее лицу какое-то новое выражение, и будто бы вернула ей силы. Она обняла дочь, вытерла ей слезы и протянула Варе руку: – Евдокия Семеновна, тетя Дуся… – Варвара. Варя… – Ну вот и познакомились. Ты ведь знаешь, как все тут было? – это был не вопрос и не утверждение, но Варе захотелось вдруг рассказать этой женщине всё-всё, про отряд, про Егора, про спасенного её мужем малыша. – А пойдемте ко мне. Вы где остановились? – Да нигде. Вышли вот на вокзале, и сюда. Адрес в письме был. – Пойдемте. Отдохнете, и поговорим обо всем. – А мы не стесним тебя? – и вдруг, словно опомнившись, – Вас. – Да Вы не переживайте, обращайтесь ко мне на «ты». Мне так лучше даже. А живем мы вдвоем с сыном, у нас с ним целая комната. Пойдемте! И больше уже ни о чем не споря, женщины двинулись в сторону общежития. *** Дети, умытые, накормленные и уложенные на одну кровать, давно уже спали, а женщины всё говорили и говорили. Вернее, говорила в основном Варя, хотя и не понимала, почему именно этой женщине, незнакомой вчера и навсегда уезжавшей завтра, она решилась рассказать всё, что с ней произошло, но слова лились и лились сами собой, а Евдокия Семеновна сидела и слушала. В голове Вари вставали картинки прошлого, одна за другой, иногда сталкиваясь, иногда наплывая друг на друга, но именно сейчас проступали те их частички, которые ранее оставались ею незамеченными, а теперь совершенно по-другому высвечивали всё, что с ней произошло. Она рассказывала о доме, где жили её родители, где родилась она, а потом её брат, и о том, как все они были в нем счастливы. Говорила о матери, и об отце, который всегда был опорой семьи, ограждал и оберегал ее от любых проблем, о том, каким он был добрым, и любящим, и, когда он уходил на фронт, в голове не укладывалось, что с ним, таким мудрым и сильным, может что-то случиться, и все-таки случилось. И тогда сильной пришлось быть маме, а потом и самой Варе. Мысли о семье и о доме вызвали воспоминания о словах дяди Коли, сказанных после его возвращения из госпиталя: «Война – это боль, страх, смерть и грязь». Тогда, в июне сорок второго, в это невозможно было поверить, все это просто не укладывалось в голове. А теперь, спустя два года, всего этого оказалось так много, что опять не укладывалось ни в мыслях, ни в сердце. |