Книга Счастье в огне, страница 79 – Мария Захарова

Однако, ожидаемого всеми облегчения зимние месяцы не принесли. Потоком хлынула леденящая души людей информация из освобожденных от немцев областей. Одно за другим раскрывались нацистские преступления, совершенные ими на оккупированных территориях. И от преступлений этих шевелились волосы и обмирали сердца. А когда появились вести из первых освобожденных нашими войсками концентрационных лагерей, ужасу людскому не было предела.

Теперь через восстановленную в Сталинграде железнодорожную ветку эшелоны двигались в обе стороны: в одну – с танками, оружием, свежим пополнением, а в другую – с ранеными и освобожденными из фашистского плена. Часть из них оставалась в восстановленных сталинградских госпиталях.

Бывшие узники представляли собой страшное зрелище. Привыкшая, казалось, ко всему и повидавшая самые тяжёлые и страшные ранения, Варя первое время боялась к ним даже приблизиться. Но жалость, сменившаяся тупой злостью, взяла свое, и персонал с каким-то остервенением кинулся выхаживать полутрупы, когда-то бывшие здоровыми, полными жизни людьми.

***

И вот, наконец, весна, наступившая в этом году очень рано, будто торопясь навстречу Победе. Снег сошел в конце февраля, а уже в начале апреля город зазеленел свежей листвой. И в один из этих, по-летнему теплых дней, произошло событие, потрясшее Варю до глубины души, событие, принесшее величайшую радость и огромную боль. Вернулся отец.

Только это был не тот сильный, умный, добрый мужчина, которого помнила Варя. Это был совсем другой человек, больной, с изувеченной многолетним пленом психикой старик. Последние, хрупкие остатки его разума раздавила весть о гибели жены и сына.

Он покорно пришел в комнату барака, куда Варя привела его буквально за руку, и тихо занял отведенную ему лежанку. Он спокойно садился к столу, когда звали, и также спокойно выходил на улицу, если Варя приглашала погулять. Но все это он делал абсолютно молча. Шли дни, а он так и не произносил ни слова. И глаза его были неуютно пустыми, проблеск чего-то живого появлялся в них только, когда взгляд его падал на Митьку. Он даже брал малыша на руки, сажал на колени и тихонько гладил по кудрявой головёнке. В такие минуты казалось, что что-то внутри него оживает, но потом все становилось по-старому.

Впрочем, иногда Сергей Дмитриевич все-таки говорил. Но от этих слов Варвару сковывал леденящий ужас, потому что говорил он только о концлагере. Иногда это было просто бессвязное бормотание, а иногда вполне, казалось, осмысленные слова, складывающиеся в целые предложения. Из этих редких, немногословных высказываний складывала Варя картину произошедшего с отцом.

В ходе большого наступления под Москвой наши войска неожиданно «забуксовали» под Юхновым. Обстановка не менялась уже несколько дней, поэтому никто не понял, как немецкие танки оказались на опушке осиновой рощи, где располагался полевой госпиталь, буквально в полукилометре от нашей передовой. Все случилось так неожиданно, что люди даже не успели толком осознать происходящее. Всех, кто мог передвигаться, в том числе медицинский персонал согнали в кучу, подгоняя стволами автоматов построили в колонну и погнали через рощу, палатки с находящимися в них ранеными были просто раздавлены гусеницами танков. И всё это без единого выстрела, то ли немцы не желали привлекать внимание, то ли просто пожалели на беззащитных людей патронов.