Онлайн книга «Царствуй во мне»
|
Светские львы и львицы, даже приближенные ко двору, объединялись во всевозможные комитеты «помощи нуждам фронта». Стало необычайно модным вести на раутах и балах беседы о скорой победе российского оружия, об участии в общем деле. Парадный патриотизм вошел в моду, затмевая здравый смысл. Восторженная толпа, сотрясая воздух и «кидая чепчики», начинала по легкомыслию верить, что она и есть противостоящая кайзеру сила. Дамы публично выражали готовность стирать ухоженными, аристократическими ручками окровавленные бинты, очевидно, надеясь, что до этого все-таки не дойдет и что пожертвование на фронтовые подарки, с носовыми платочками и портсигарами, будет сочтено вполне удовлетворительным вкладом во фронтовое обеспечение российских солдат. Тех, кто не до конца утратил рассудок в спертой атмосфере шапкозакидательства, порицали, объявляя чуть ли не германскими агентами. Мрачная сатира антивоенных писателей и поэтов встречала раздражение и непонимание; читатели кривили губы и выбрасывали их сборники прочь. Шевцов-младший шел мимо группки вчерашних почитателей, освистывавших сегодня бывшего кумира. Тот – сквозь улюлюканье и ругань – пытался донести до публики свои опасения: Громоздящемуся городу уродился во сне хохочущий голос пушечного баса, а с запада падает красный снег сочными клочьями человечьего мяса. Вздувается у площади за ротой рота, у злящейся на лбу вздуваются вены. «Постойте, шашки о шелк кокоток вытрем, вытрем в бульварах Вены!» Газетчики надрывались: «Купите вечернюю! Италия! Германия! Австрия!» А из ночи, мрачно очерченной чернью, багровой крови лилась и лилась струя.[23] Шевцов остановился послушать: исступленного надрыва в искусстве он не понимал, но мысли поэта находили в нем отклик. Он не рвался к подвигам и неустроенной походной жизни: вымотался в Туркестане. В качестве переводчика его направляли как раз в самые неспокойные районы. Он знал цену тому, что стоит за пролитой кровью. Теперь Шевцова тянуло к благодушному и расслабленному времяпровождению – в халате, с пушистым мурлыкой и легкомысленной книгой на коленях. А тут – всеобщее безумие, охватившее людей, не представляющих себе войны, маразматических позеров и их беспечных подруг. – Господин военный! – Ухватила его за рукав экзальтированная особа в обильно украшенной перьями шляпе. – Не правда ли, мы одержим быструю и уверенную победу? – Она в полуобороте показала эффектный профиль приятелям, триумфально улыбаясь и не сомневаясь в ответе. – Неправда, – вяло отреагировал Шевцов, высвобождая рукав, – и потом, мадам, что значит «мы одержим»? Прошу вас, отвечайте за себя. Он зашагал прочь от обескураженной кампании. Шевцов не знал, что Германия не оставила Российской Империи выбора. Нуждаясь в расширении колоний, Германия готовилась объявить войну независимо от ответа на свой ультиматум, требующий немедленного прекращения русской мобилизации. Дома Шевцова ожидал приказ срочно явиться в штаб округа. * * * Захар Анатольевич Томшин, пехотный обер-офицер, с паутинкой ранних морщин под карими глазами, томился в резерве 12-ой армии Северо-Западного фронта. Ожидание порой – хуже боя. Отважная натура требовала действий, а не бессильного переживания за своих. Томшин наблюдал, как к линии фронта направляются полки, а обратно – медицинские повозки: спасшихся от плена и смерти вывозили по направлению к железнодорожному узлу. Захар Анатольевич не знал, что среди раненых и покалеченных везут на станцию его товарища и сослуживца, полковника Панина. |