Книга Царствуй во мне, страница 79 – Наталья Ратобор

Не в пример ее завидному жениху, разжалованный в прапорщики Томшин мало что мог предложить Марии Николаевне, кроме открытого сердца. Но видно, не зря говорят: проживешь и в шалаше, коли милый по душе. Не напрасно она так долго тянула со свадьбой. Слава Богу за все.

* * *

Запоздав на пару месяцев, Шевцова чудом догнало письмо с Петроградского почтамта от Илоны Паниной. Последнее время почтовые связи сбоили из-за бесконечных стачек. Волнения дневного перехода не позволили вскрыть долгожданный конверт днем – прочитал только ночью.

Лялечка писала из Гатчины о похоронах Валерьяна Валерьевича, которого безутешная прислуга нашла в уже остывшей постели. На похороны собрались горожане; приезжали и старинные сослуживцы. Старшего Шевцова любили за великодушие и справедливость. Ценили и уважали, справедливо считая человеком чести и верным товарищем.

Валерий Валерьянович не спал – воспоминания детства, помноженные на скорбь, томили бессонницей: «Батюшка… прости. Редко писал тебе…». Он ощутил себя бесприютным и сирым, как после смерти матери. Поколебавшись, Валерий растормошил похрапывавшего товарища:

– Серж… У меня умер отец.

Дружной отчаянно потер непроизвольно смыкающиеся веки:

– Мне жаль, Валер. Правда, очень. Я могу чем-то помочь?

– Нет, пожалуй.

– А… ну, если что… – Офицер провалился в сон на середине фразы, уронив голову.

Шевцов встал, отодвинув сохнущее белье, прошел по вонючей брезентовой палатке. Одиночество одолевало. Ему решительно не с кем было разделить свое горе. Встрепенувшись, нащупал конверт в кармане гимнастерки и вышел на лунный свет. Присев на бревно, достал карандаш, шершавый сероватый листок. Напрягая глаза, с торопливой безысходностью принялся изливать на бумаге горечь потери и скрутившую все его существо муторную тоску. Запечатал конверт, надписал: «Чернышовой Варваре Николаевне». Пристроил письмо обратно в карман, потянулся, разминая затекшие члены. Чувство облегчения и будто бы выполненного долга помогли обновить здравые силы души и тела. Над палаткой вяло занимался безжизненно холодный, мертвяще блеклый рассвет.

* * *

Валерия Валерьяновича покалечило во время обстрела: на правой руке он лишился конечных фаланг двух пальцев, а на третьем – еще и средней. Слава Богу, был левшою.

Полковой врач аккуратно почистил раны, удаляя размозженную плоть. Заживало три месяца – видно, подводило скудное питание. Шевцов начал чувствовать свои пальцы так, словно те были целыми. Фантомные ощущения, – как объяснил ему доктор.

Варвара Чернышова в письмах ободряла. Молилась за него – Шевцов почти осязал ее поддержку. «Как же это важно – иметь душевную опору», – благодарно размышлял Валерий Валерьянович.

По окончании лечения он перевелся на преподавательскую должность в Михайловское артиллерийское училище. А возвращаясь домой, решился навестить своего ангела-хранителя с медицинской планеты.

* * *

Слезая с подводы, Шевцов заметил начальника лазарета и поторопился к нему:

– Сергей Викторович! Вы меня помните?

Полный высокий дядька по-тараканьи пошевелил мохнатыми усами:

– Нет-с… С кем имею честь?

– Шевцов, командующий полком из 23-й пехотной, доставлен был с ранением из Литвы. В руку. Около года назад.

– Постойте – осколочное правого плеча и ожог спины?

– Так точно. У вас феноменальная память.