Онлайн книга «Царствуй во мне»
|
– Хоть ты и друг, но я за Машину сестру… – И я – тоже. Тебе опасаться нечего, а Варе – тем более. Мне Варя действительно дорога. А больше ничего не скажу. * * * В жаркой июльской Москве, где встречные тополя застенчиво и мягко роняли белесый свой пух, Шевцов напрасно штудировал адреса недавнего пребывания Вари: отправилась на фронт – в неизвестном направлении. С наскоку потеснив бесшабашных парней, штурмовавших вожделенные трамвайные врата, Валерий Валерьянович продрался внутрь, по ходу продвижения рассчитавшись с матерого вида кондуктором – вечным дорожным мытарем и трамвайным гладиатором. Вскоре салон опустел: миновали Курский вокзал. Шевцов направлялся по домашнему адресу профессора Лучковского. Спереди от Валерия Валерьяновича – портфеленосец в очках нудно воспитывал чадо с немытыми ушами, втолковывая тому необходимость извещать старшее поколение о школьных успехах и недопустимость сокрытия переэкзаменовки. Папенька жизнь узнал, слушай папеньку – посмотри, каков у него под мышкой киот бумагопроизводства верховного письмоводителя. А вчера еще был бесправным причетчиком полулегальной беспоповской церкви. Так-то грамота в люди выводит – при Советской-то власти. Сзади лущили семечки, почитывая услужливую газетенку «Известия», с ведущим принципом существования «чего изволите». Скромный юный платочек, случившийся быть по соседству с разухабистым чтецом в лихой замасленной кепке, страдал и стеснялся пересесть, чтобы избежать бесцеремонных толчков в бок и навязчивых разъяснений интереснейших, с точки зрения владельца кепочки, статеек. Внезапно кепка затихла – и вдруг разразилась громкими возгласами. Пассажиры заозирались. Выглядывая из-под козырька, молодчик громко делился прочитанным: – В ночь с 16 на 17 июля сего 1918-го года, по постановлению президиума Областного Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов Урала, расстрелян гражданин Николай Романов, бывший царь. Этим актом революционной кары Советская Россия торжественно предупреждает всех своих врагов, которые мечтают вернуть царский режим и даже смеют угрожать с оружием в руках. Трамвай враждебно загомонил: – Вот те и оплот Государства Рассейского. Рухнул. – Долго волокли захребетника – а лопнула-то не наша шея! – Не спасли немку ерманцы. – Дармоедом меньше! И только грустный старик с обрамленным пышной бородой просторным, крепким лицом, проронил как-то особенно горько: – Грех-то… Хозяина Земли Русской и Помазанника – в расход, как преступника… Даже и бессудно… А настоящие разбойники и уголовники разны посты у нас позанимали… Не ждать добра… На него непримиримо зашикали. Шевцов молчал. Возгласы полосовали по его душе словно нагайками, оставляя кровавые рубцы на тонкой ткани сокровенного. Опороченный Самодержец Российский и поруганная семья Государя: супруга, дети… Он представлял ужас в детских зрачках, свидетелях расстрела родителей и сестер… Он никогда не узнает, что полуживых царевен добивали штыком. И что останки страстотерпцев тщательно уничтожили, опасаясь и мертвую монаршую семью. * * * – Как вы это видите, товарищи дорогие? Не только государственные устои, но и само государство разрушено. – Большевики восстанавливают промышленность. Но какими мерами! Так называемого военного коммунизма. Жесточайшим насилием над своим же братом пролетарием. Слыхали про расстрел Ижевских рабочих в Колпине? Вот вам и социалистический вариант демократии! |