Книга Смертельный код Голгофы, страница 91 – Филипп Ванденберг

— Да, конечно. — Фелиция встала и попросила доктора Раутманна следовать за ней. На некотором отдалении, именно так, чтобы посетитель не подумал, что за ним наблюдают, Гропиус пошел за ними.

У Раутманна загорелись глаза, когда он увидел папки, сотни которых стояли на полках в кабинете. На большинстве были наклеены пожелтевшие листочки, сообщавшие об их содержании. Вместе с географическими названиями, такими как Саламис, Тирос или Тель эль-Фара, можно было увидеть ссылки на определенные эпохи: Микены III, Бадарийская культура или Вилланова.

— Тут беспорядок, — заметила Фелиция, перехватив изумленный взгляд Раутманна, — полиция конфисковала некоторые папки, но вскоре вернула. Похоже, что археологические термины им мало помогли.

То тут, то там Раутманн вытаскивал папки, перелистывал содержимое и понимающе кивал головой, потом ставил на место. Гропиус заметил, что Раутманн никак не отреагировал на замечание Фелиции по поводу изъятия некоторых папок полицией. Он просто принял это к сведению. Казалось, его ничем нельзя было вывести из себя, и он интересовался, по-видимому, всем подряд без разбора. При этом для чтения он надевал очки с такими линзами, которые превращали его глаза в совиные.

— Может быть, выпьете с нами кофе? — спросила Фелиция и, не дожидаясь ответа, исчезла из комнаты.

— Какой трагичный конец постиг Шлезингера, — заметил Раутманн, когда они остались наедине.

Гропиус гадал, знает ли посетитель, в каких отношениях со Шлезингером состоял он сам. Он решил оставить это замечание Раутманна без комментариев, и в комнате ненадолго повисла пауза. Потом Гропиус спросил как бы мимоходом:

— Разрешить спросить, вы ищете что-то конкретное?

— Да, определенно, — ответил Раутманн, не отвлекаясь от работы, — здесь собрано дело всей жизни выдающегося исследователя, в котором крайне заинтересован наш институт, — и добавил, немного подумав: — Вы не могли бы замолвить за нас словечко? Если госпожа Шлезингер захочет добровольно пожертвовать нам научное наследие своего мужа, у нее будут грандиозные налоговые преимущества!

— Я понимаю! — ответил Гропиус, в действительности слабо соображая, что имел в виду Раутманн. — Я посмотрю, что можно будет для вас сделать. Но разрешите мне еще вопрос, этот французский археолог…

— Контено. Пьер Контено!

— …Этот Контено, как вы считаете, может знать подробнее об обстоятельствах происшествия со Шлезингером?

— Думаю, да, — ответил Раутманн не колеблясь, — правда, у меня сложилось впечатление, что он не готов делать какие-то заявления. Контено пустился в какие-то намеки, которые меня, честно говоря, не очень-то интересовали. Он немного странный, как все археологи.

— А где он живет?

— Насколько мне известно, полгода — в Иерусалиме, а лето он всегда проводит с женой и дочерью в Париже. Ему можно позавидовать.

— А вы? Извините за настойчивость…

— Я женат на науке — если вы об этом. Она не оставляет мне времени ни на что другое. Увы, у нашего института недостаточно средств на проведение широкомасштабных раскопок за границей, так что мои исследования проходят на территории площадью два метра на метр — на рабочем столе! — Раутманн грустно усмехнулся.

Фелиция принесла кофе, и Раутманн приостановил свою работу. Он обратился к Фелиции:

— Ваш муж оставил выдающиеся исследования. Если позволите, в ближайшие дни наш институт представит вам письменное предложение, как и на каких условиях это наследие можно будет принести в дар. Такая форма будет иметь для вас преимущества — будет отдано должное уважение и почести имени Арно Шлезингера, кроме того, вы многие годы сможете пользоваться налоговыми льготами. Вам вовсе необязательно решать прямо сейчас.