Книга Забыть о девочках, страница 106 – Жаклин Баблиц

Рут сглатывает. Пришло время рассказать ему оставшуюся часть.

– Понимаю, это покажется странным, – начинает она, – но у меня такое чувство, что да.

– Рут. – Выражение лица Гейба столь же серьезное, как и голос. – Если ты собираешься предъявить людям обвинения в убийстве – или в соучастии в убийстве – детей, то нужно нечто более весомое, чем просто чувство.

Рут зашла уже слишком далеко. Достаточно маленьких истин. Пришла пора выкладывать главную правду.

– Знаешь, Гейб, когда мне было семь, я пропала на двадцать восемь часов. То есть не пропала. Меня похитили. Похитил Итан Освальд.

– Я…

Гейб смотрит так, будто ему только что влепили пощечину.

Рут морщится. Всю жизнь она прикладывала силы к тому, чтобы не вызвать такой взгляд у человека, который ей дорог. Но забрать свои слова обратно она не может. И не хочет.

– Нормально, если ты не знаешь, как на такое реагировать, – говорит она. – Тут есть о чем подумать. Но… со мной все хорошо.

Она широко разводит руки: «Видишь?»

– Наверное, мне нужно еще выпить, – отвечает Гейб и идет на кухню за пивом, предоставив Рут возможность собраться с мыслями.

Когда он вновь усаживается на диван, она рассказывает ему об Итане Освальде. О том, как села к нему в фургон, чтобы поехать за своей пропавшей кошкой, и о том, что, как только дверца машины захлопнулась, поняла, что сделала ошибку. Приняла очень плохое, неверное решение. Он все еще был с ней любезен, рассказывал, как обрадуется ей Нэла, но затем она потянулась к ручке двери со стороны пассажирского сиденья. Она до сих пор помнит тот шлепок по руке, и как пахнуло мятной жвачкой, и как быстро он ее увез.

– Когда он повел меня в дом, я не сопротивлялась, не убегала. Он меня не обижал. Меня учили остерегаться тех, кто хочет меня обидеть. А он сделал мне сэндвич, напоил водой. Вел себя как нормальный человек. Одет в джинсы. Обычный дом; кухня почти как у моих родителей. Потом он сказал, что Нэла в другой комнате, и нам нужно сходить туда за ней. А я подумала: если родители на меня рассердятся, что поехала с чужаком, то, когда я принесу домой Нэлу, они обрадуются и обо всем забудут.

Рут замолкает, смотрит на Гейба.

– Как ты?

– Черт возьми, Рут. – Он глубоко вздыхает. – Этот вопрос должен был задать тебе я.

Она тоже делает глубокий вдох.

– С этого момента мои воспоминания немного… в общем, некоторые вещи я, очевидно, вычеркнула из памяти. Кое-что помогли восполнить следователи, социальные работники и психологи, с которыми мне пришлось беседовать.

– Ты была совсем маленькая.

– Да. Освальд питал слабость к детям. Он убил Бет. Но меня он ни разу не тронул. Если… ты понимаешь, о чем я.

Гейб кивает, с его лица окончательно сходит вся краска.

– Бет не так повезло. Хотя это ужасное слово. Он надругался над ней у себя в доме, а потом убил.

– Боже.

«Осторожнее, Рути, – предупреждает Бет. – Не надо…»

– Наверное, это прозвучит странно, – решительно продолжает Рут, – но последние из тех двадцати восьми часов, что меня удерживали, со мной разговаривала Бет. Я думала, что умираю, а она меня утешала. Запретила мне плакать, потому что от плача Итан переставал быть добрым и по-настоящему зверел. Я тогда и близко не доросла до того возраста, чтобы разбираться в психологии таких людей. И я правда думаю, что Бет была там со мной. Помогала пройти через это. Гейб, я до сих пор ее вижу. А иногда и других девочек. Мертвых девочек, которые наверняка тоже были жертвами Итана Освальда, хотя у меня до сих пор не получилось этого доказать. Так что это не просто ощущение.