Книга Замок проклятых, страница 5 – Ромина Гарбер

– Ya podrá ver el castillo a lo alto. Es esa sombra lejana en la boca del bosque^[8].

Водитель вновь напоминает о себе неожиданной и длинной фразой на испанском. Похоже, в этот раз он ни о чем не спрашивает, поэтому я не киваю в ответ.

Я не могу разглядеть его глаз в зеркале заднего вида, но большую часть поездки я чувствую на себе его взгляд. Медсестра Летиция предупредила меня, что, как единственная выжившая в трагедии, которую СМИ назвали «Метро-25» по количеству погибших, я буду привлекать к себе внимание. Но ее предупреждение не помогло мне легче переносить взгляды праздных зевак, которые таращились на меня в аэропорту, нацеленные мне в лицо камеры телефонов и бесконечное перешептывание пассажиров в самолете, которые знали мое имя, будто я какая-то знаменитость.

Демонстративно отворачиваюсь к окну, надеясь, что водитель поймет, что я не расположена вести беседу.

Я так долго и пристально всматриваюсь в даль, что замок из черной точки превращается в заостренную перевернутую каплю. Я видела его фотографию в Википедии, у него есть одна особенность: длинная черная башня, нацеленная вверх на звезды, будто стрела.

Учитывая отсутствие пробок, мы, вероятно, доберемся туда до захода солнца. Только я к этому совсем не готова.

Дом никогда не был для меня местом, в котором живут, там я бывала наездами, короткими, как одно мгновение.

Мои самые ранние воспоминания – поездки на заднем сиденье нашей машины и бескрайняя синева Тихого океана. Мама была журналистом-фрилансером, а папа – частным детективом. Они постоянно распутывали какое-то очередное дело или гнались за сенсацией, поэтому мы нигде надолго не останавливались.

Дорога была мне настоящим домом, путь вперед – вот все, что у меня было.

Я считала, что мама и папа слишком свободолюбивы и потому не способны вести обычную жизнь. Решила, что они не рассказывают мне о своих родителях или о прошлом, потому что порвали с ним, рассорились с семьями и ждут, когда я подрасту, чтобы рассказать все в подробностях.

Только когда они умерли, я поняла, какой была наивной.

Шесть месяцев назад

– Эстелита, за тобой машина приехала.

Я отрываю взгляд от блокнота и смотрю на медсестру Летицию, которая стоит в дверях.

Когда я только приехала в центр, персонал относился ко мне с глубоким сочувствием и трепетом. Все выражали мне соболезнования, все, кроме медсестры Летиции. Она просила называть ее Летти, не Летиция. «Ты не так одинока, как тебе кажется», – вот что она сказала мне с улыбкой, когда мы встретились впервые.

Бебе, соседка по комнате, выглядывает из-за спины медсестры. Она возвращается в палату только по ночам, когда, как ей кажется, я сплю. Это мне подходит, у меня есть целый день, чтобы выплакаться.

Горевание происходит так же, как и изменение климата: рыдания накатывают циклами, шторм обрушивается без предупреждения и вырывает с корнем все мысли. Я чувствую, как боль постепенно превращает меня в кого-то другого.

– Бери, – говорит медсестра Летиция и кладет на край кровати джинсы и рубашку, – это твой размер.

– Приехал агент Наварро? – спрашиваю я и затаскиваю одежду под одеяло. – Что-нибудь случилось? Есть новости?

– Ах, Эстелита, тебе бы только забросать меня вопросами, – возмущается Летиция, пока я под одеялом стягиваю с себя хлопковую пижаму и надеваю джинсы. – Поторопись, и сама все узнаешь.