Книга Полет птицы Пэн, страница 113 – Priest P大 (Прист)

Мучунь чжэньжэнь щелкнул по монете кончиком пальца, медь звякнула, и от нее отделилось туманное облако, превратившись в фигуру господина Бэймина.

Внимательно посмотрев на мужчину, Мучунь чжэньжэнь, все еще держа наруках Лужу, медленно опустился на колени и поздоровался:

– Учитель.

Услышав обращение, Чэн Цянь замер. Он вдруг растерялся – возможно, ему тоже следовало прямо сейчас поздороваться, назвав этого человека… шицзунь?

Чуть больше года назад, когда Чэн Цянь впервые взошел на гору Фуяо, он слепо решил, что попал в пусть и ничейный, но все же достаточно приличный «одомашненный клан».

И неудивительно. По свету гуляло так много слухов и легенд, и чаще всего в них говорилось не о вольных странствующих заклинателях, а о тех, кто вступил в кланы. А члены кланов как будто только и делали, что строили козни и пытались сжить друг друга со свету.

В то время как в клане Фуяо был только глава с горсткой неоперившихся птенцов. Возможно, даже банда парней из ближайшей деревни была куда сильнее, чем они.

Но за последние пару дней Чэн Цянь постепенно узнал о том, что у него есть не только шибо, но и шицзу. Хоть тут и нечем было гордиться.

Взглянув на выходцев из одного клана – на своего шибо, для которого перевернуть мир вверх дном было плевым делом, и своего шицзу, лучшего темного заклинателя в мире, а затем на своего простоватого учителя, «живущего, чтобы достичь бессмертия», – Чэн Цянь не мог не задаться вопросом, не было ли тайной целью клана Фуяо разъяснить миру смысл фразы «добро вырастает на чи, зло на чжан»^[122].

Более того, теперь Чэн Цянь не мог решить, какое определение лучше подходит клану Фуяо: «клан домашних птиц» или «гнездо темных заклинателей»?

Поняв, что его узнали, господин Бэймин вздохнул. Черный туман вокруг его тела рассеялся, открыв истинный облик.

Он не походил ни на бессмертного, ни на умудренного жизнью даоса, но и страшное чудовище не напоминал. Он выглядел как обычный человек.

Глубоко посаженные глаза лишь добавляли его лицу привлекательности. В остальном же легендарный Первейший на Темном Пути оказался невзрачным мужчиной средних лет. Изможденным, с необыкновенно бледным лицом и проступающей на висках сединой.

Сомкнув ладони и спрятав их в длинных рукавах, господин Бэймин стоял возле своего одинокого трупа. Затем он махнул рукой и сказал:

– Встань, сяо Чунь. Ты ни разу не становился передо мной на колени, когда я был жив, так что ты теперь из себя корчишь?

Мучунь чжэньжэнь охотно встал, как ему было велено, и положил Лужу на землю, позволив ей подползти к Чэн Цяню.

Чэн Цянь все так же молчал.

Он вдруг понял, что это традиция клана Фуяо – не выказывать должного уважения старшим и учителям.

– Я думал, что ты умер, а твой изначальный дух переродился. Вот почему я даже принял сяо Цяня за твою реинкарнацию: у него такой же бацзы^[123], и своим скверным характером он напоминал тебя. Но я никогда не думал… что твоя душа задержалась в этом мире, привязавшись к трем медным монетам. – Мучунь чжэньжэнь ненадолго замолчал, прежде чем обиженно продолжить: – Учитель, если уж ты должен был к чему-то привязаться, то почему выбрал именно медные монеты? Даже если ты не смог найти золотые слитки, серебряные тоже вполне бы подошли!

Когда лицо господина Бэймина было прикрыто плотной вуалью черного тумана^[124], аура могущественного темного заклинателя сочилась из каждой его поры, заставляя всех, кто его видел, с готовностью падать ниц. Но теперь, открывшись перед кем-то, он больше не внушал страха.