Книга Топить в вине бушующее пламя печали, страница 155 – Priest P大 (Прист)

1 众星捧月 (zhòngxīngpěngyuè) как звёзды вокруг луны (обр. в знач.: быть центром всеобщего внимания, являться кумиром публики).

2 受宠若惊 (shòu chǒng ruò jīng) обрадован и изумлен такой неожиданной милостью.

Кто бы мог подумать, что этот несчастный, оставшийся без средств к существованию наследный принц, совсем не желал щадить чье-либо самолюбие.

Где уж тут держать себя в руках. Алоцзинь сердился, но одновременно с этим испытывал чувство, которое легко можно было описать словами: «Чего он не мог достичь, того еще больше желал». Чем сильнее Шэн Линъюань его игнорировал, тем сильнее Алоцзинь хотел напомнить о своем существовании. Поэтому каждый день он собирал группу младших братьев и отправлялся приставать к нему, не давая покоя ни курам, ни собакам3.

3 鸡犬不宁 (jīquǎn bùníng) курам и собакам нет покоя (обр. не давать покоя; устроить переполох).

Но пережитые события давно закалили характер маленького принца. Он не боялся этих ребят и не сердился на них, а когда уставал — в полной мере демонстрировал свои способности и прибегал к проверенному методу: «Я скажу твоему отцу».

Частота избиений Алоцзиня росла в геометрической прогрессии. Любовь и ненависть, испытываемые мальчиком к наследнику престола, доводили его до зубного скрежета.

В исторических книгах говорилось, что император У был «умен не по годам», однако в них почему-то не упоминалось, что Его Величество выучил чужой язык быстрее, чем попугай.

Поначалу Сюань Цзи думал, что Шэн Линъюань был прирожденным гением, не забывающим ничего из того, что услышал. Юноша думал, что он не шел ни в какое сравнение со студентами университета, десятилетиями изучавшими английский язык. Но в итоге он понял, что все это было лишь вопросом выживания.

В эпоху войны Цзючжоу ни у кого не было цели популяризировать «путунхуа». Наречия всех этнических групп и регионов очень разнились, некоторые из них были даже из разных языковых семей. Быстро овладеть диалектом и слиться с чужой средой было обязательным условием для юного Шэн Линъюаня. Он должен был выжить.

Однако, даже Шэн Линъюаню было очень трудно учить шаманскую письменность. Шаманы записывали иероглифы на листьях местных растений. На первый взгляд они чем-то напоминали древнеегипетские. Символы состояли из больших и малых кругов, и не имели привычных штрихов. Они были такими же простыми, как и жилища шаманов, но в то же время казались очень неоднородными. Их письменность имела долгую историю и являлась частью культурного наследия.

На вершине горы, рядом с домом великого мудреца, было место, похожее на современную библиотеку. Оно также имело большую культурную ценность. Иноплеменники могли приходить к ней, когда им заблагорассудится.

Даже современному Сюань Цзи открытость и цивилизованность этой древней нации казалась удивительной. Это «неразвитое» общество в сердце Дунчуаня перевернуло все его представление о шаманах.

Земля шаманов была колыбелью бабочек-паразитов. Люди здесь могли использовать всевозможные странные заклинания, а само слово «шаман» было окутано особой аурой. Кроме того, к не в меру разговорчивому Алоцзиню Сюань Цзи был неизбежно предвзят. Он считал, что образ «шамана» похож на образ «черного волшебника» из фильмов. Все они должны были быть закутаны, как арабские женщины, оставив свободной лишь прорезь для глаз. Они должны были скрываться весь день и выходить только по ночам. А когда им нечего было делать, они собирались вокруг костра и совещались, кто же умрет в ближайшее время.