Онлайн книга «О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта»
|
Что касается того скелета из Кигали, я согласилась с верхней границей возрастного диапазона, предложенной Дином, – четырнадцать лет, поскольку лобковые симфизы еще не заросли (то есть не оссифицировались). Но, с другой стороны, зубной ряд обнаружил полностью прорезавшиеся вторые моляры (а также клыки и премоляры), что подняло нижнюю границу возраста на отметку «Не менее десяти лет» независимо от пола. Я чувствовала, что нет необходимости снижать возраст до восьми лет. Дина беспокоило, что я слишком много внимания уделяю зубам. Я ответила, что уже исследовала посткраниальные элементы, и, поскольку фаланги пальцев рук и ног здесь уже полностью оссифицированы, можно говорить о том, что погибшему не менее восьми лет. После этого Дин рассказал мне, что в Кибуе было «решено», что скелеты с «несоответствиями» между зубами и костями моложе, чем указывают их зубы. Я не помнила, чтобы мы принимали такое «решение», да и вообще, это было невозможно. У нас пока не было ни одного случая положительной идентификации ребенка или подростка из Кибуе, поэтому как мы могли знать, были ли у кого-то молодые кости и одновременно более старые зубы, или наоборот, и вообще, возможно ли такое в принципе? Я так и сказала Дину. Он ответил, что осматривал зубы у детей в гостинице в Кибуе и выяснил, что зубы «старше» реального возраста ребенка. – Во сколько ртов ты заглянул? – спросила я. Он ответил: – Ну-у-у… Только в два, но… Два случая никак не могут быть репрезентативной выборкой, и Дин, будучи аспирантом, проводящим собственное исследование доисторической ДНК, должен был знать это. Я отметила, что хотя он мог осмотреть зубы у живых детей, но точно не их кости, поэтому нам видна только половина проблемы. Дин ответил, что это правда, но затем добавил: – Я вообще не хотел вмешиваться, это твое дело, я просто высказал свое мнение. Я воскликнула: – Дин! Это не «мое» дело! Мы работаем здесь все вместе, – впрочем, Дин уже ушел. Меня немного задела эта перепалка, поскольку моя лабораторная подготовка научила меня не давать иррационально узких возрастных оценок. В свое время Стефан Шмитт, составляя антропологические базы данных по Кибуе, сказал мне, дословно: – Мне нравится твой подход, Клиа. Стефан понимал, что я указываю достаточно широкие диапазоны с учетом различий, существующих между индивидами внутри любой популяции. Кроме того, я вышла из традиции научного сотрудничества, установленной Уолтом Биркби в Лаборатории идентификации тел Университета Аризоны. Даже если отчет по делу составлялся каждым студентом индивидуально, обязательно следовало учитывать мнения других работников лаборатории. Если случались разногласия, мы обсуждали все вопросы (иногда очень оживленно) и всегда приходили к консенсусу (даже если это означало расширение возрастного диапазона). Возможно, дело в том, что все мы учились у одного и того же человека. Я помню, что в спорных случаях идентификация осуществлялась путем сравнения прижизненных и посмертных стоматологических данных, и у нас была возможность как выяснить точность наших оценок, так и понять, можно ли уточнить их. Увы, в Кибуе этих данных у нас и не было. Мы смогли предоставить Трибуналу статистику по примерному возрасту извлеченных нами останков, чтобы знать, сколько там было убито детей. Но здесь важно другое: у нас не было случаев точной идентификации тел, достоверно свидетельствовавших в пользу того, что зубы детей не являются надежным индикатором их возраста. |