Книга Топор, страница 45 – Дональд Уэстлейк

Моя последняя жертва была прошлой ночью в Личгейте, штат Нью-Йорк. Его звали Эверетт Дайнс, и я намеренно сбил его своим автомобилем.

Я искренне сожалею об этих преступлениях. Я не знаю, как я мог их совершить. Мне так жаль семьи. Мне так жаль людей, которых я убил. Я ненавижу себя. Я не знаю, как я могу жить дальше. Это моя исповедь.

Мое последнее резюмеé.

Когда я заканчиваю, я подписываю его, но не ставлю дату. В этом нет необходимости.

Я пока не уверен, что буду делать завтра. Либо я застрелюсь из того «Люгера», который лежит в кармане моего плаща, висящего на трубке в шкафу вон там, либо я вернусь в Личгейт, найду полицейский участок и покажу свое признание тамошнему полицейскому.

Я просто не думаю, что смогу покончить с собой. Я думаю, что должен искупить вину. Я думаю, что должен заплатить за свои преступления. И я думаю, что я просто не из тех, кто совершает самоубийство. Итак, я думаю, что сдамся полиции завтра утром.

Я оставляю признание на столе, выключаю свет, возвращаюсь в постель. Я чувствую себя очень спокойно. Я знаю, что теперь усну.

Я сплю как убитый. Я просыпаюсь отдохнувшим, довольным, голодным как медведь. Я не оставил утреннего звонка, поэтому я спал до тех пор, пока не закончил спать, и часы-радио не показали 9:27. Обычно я встаю с постели в половине восьмого, так что это действительно балует меня. Мне всегда приходилось вставать в семь тридцать, чтобы добраться до своей работы, когда у меня была работа, и я делал это столько лет, что привычка осталась со мной.

Я принимаю душ с наполовину задернутой занавеской, что гораздо удобнее для меня, но оставляет пол очень мокрым. Я уверен, что это происходит не в первый раз.

На улице все еще идет дождь, постоянный дождь с низкого серовато-белого неба. Сегодня он не прекратится. Я кладу свою дорожную сумку с «Люгером» на дно в машину, затем присаживаюсь на корточки под навесом крыши, чтобы посмотреть на переднюю часть «Вояджера».

Стекла над левым габаритным фонарем нет, как и хромированного ободка вокруг фары, но фара, похоже, цела. На кузове спереди слева есть вмятины. Если на машине и была когда-либо кровь, то ее смыл дождь.

Я возвращаюсь в комнату в последний раз, чтобы посмотреть, не оставил ли я чего-нибудь, и именно тогда я вижу лист бумаги на столе. Я совершенно забыл об этом, сделанном в ночной истерике. Ух ты, и я чуть не забыл об этом.

Я сижу за столом и читаю то, что написал прошлой ночью, и этот ужасный ужас снова начинает охватывать меня. Как ужасно я себя чувствовал прошлой ночью. Напряженный, встревоженный, напуганный, неспособный уснуть. Я рад, что написание этих строк позволило мне, наконец, ненадолго потерять сознание.

Я имел в виду все это прошлой ночью, я знаю, что имел. Все казалось таким безнадежным. Первая, Everly, прошла так гладко, но с тех пор они обе стали абсолютными катастрофами. Я не привык к такого рода вещам, это было бы достаточно сложно сделать, даже если бы все прошло гладко и чисто, но два шоу ужасов подряд действительно выбили меня из колеи.

С этого момента я должен быть более осторожным и терпеливым. Я должен быть уверен в правильности обстоятельств, прежде чем сделаю свой ход.

Я сочувствую себе со вчерашнего вечера, который чувствовал такое отчаяние, и написал эти слова, и извинился перед своими жертвами. Я бы тоже извинился перед ними, если бы мог. Я бы оставил их в покое, если бы мог.