Книга Почему я?, страница 72 – Дональд Уэстлейк

— Ох, очень хорошо, — согласился Леон. — Точно, решительно и ох как правильно.

— Позже будешь трепаться, — сказал ему Мэлоуни. — Сначала позвони.

Задняя комната в «Баре и Гриле» напоминала одну из картин Русской Революции — штурм Зимнего двора — или, более правильно, Французскую революцию: якобинцы в эпоху Террора. Здесь никогда еще не было так многолюдно, так дымно, так жарко, так много соперничества и разногласий. Тини Балчер в роли судьи и трое его помощников сидели по одной стороне круглого стола, лицом к двери, в окружении других парней позади них, которые стояли, прислонившись к коробкам со спиртным. Среди толпы притаилось много взбешенных людей. Парочка стульев возле двери и напротив Тини оставалась свободной. Резкий свет от лампочки без абажура с тонким рефлектором «смыл» всю нежность красок, подготовил картину для работы художника-жанриста со скудной палитрой, или, для съемок немецкого немого кино о чикагский бандитах. Угроза и безжалостный личный интерес сквозили в чертах лица каждого, в сутулости плеча, изгибе колена, резкости глаза и наклоне тлеющей сигареты. Все курили, все тяжело дышали и — поскольку в комнате было жарко — все потели. Кроме этого в перерывах между опросами все говорили одновременно. Когда Тини Балчер хотел высказаться, он опускал кулак на стол и ревел «Всем заткнуться!» и в наступающую тишину вставлял предложение. Дортмундеру самому виновному из виновных очень повезло, что он долго дожидался своей очереди снаружи, в великолепии бара и успел опрокинуть два двойных бурбона с льдом, прежде чем вернулся Келп, чтобы войти с ним в ту комнату на обозрение всех тех холодных глаз.

Приглашены они были парнем, с которым были плохо знакомы, Гус Брок, подошел к столику, где они сидели, и сказал:

— Привет, Дортмундер, Келп.

— Приивет, Гус, — ответил Келп.

Дортмундер ограничился кивком; на более не позволяло чувство собственного достоинства.

— Вы работаете командой, верно?

— Верно! — ответил Энди.

— Вы следующие. Дай-ка я расскажу вам порядок действий. Мы не правоохранительные органы, мы не собираемся кого-то «прижимать» или задерживать. Вот, что происходит: вы входите, стоите в дверях и слушаете показания парня впереди вас, таким образом, когда подходит ваш черед, вы уже в курсе, чего от вас ждут. Верно?

— Очень четко, — согласился Келп. — Действительно очень ясно, Гус.

Проигнорировав его, Гус посмотрел на очень высокого и нервного парня, который показался из комнаты, проковылял к бару и хрипло сказал:

— Хлебную водку. Бутылку.

Гус кивнул:

— Пошли.

Когда они вошли в прокуренную шумную комнату, полную скрытого насилия и гибели, у Дортмундера вся жизнь пронеслась перед глазами: мог ли он стать клерком в супермаркете? Сейчас бы он был, наверное, помощником руководителя, в пригороде, возможно, с черным галстуком-бабочкой. Такая перспектива не радовала его никогда раньше, но и альтернатива, которая предстала перед ним сейчас, вынуждала, конечно, хоть что-то сказать в пользу праведной жизни.

Все разговаривали, даже спорили, за исключением плотного, потеющего мужчины с лысиной, который сидел на одном из кресел перед судейской комиссией. Он вытирал лицо, предплечья и залысину уже промокшим белым платком. Дортмундер пытался вспомнить, как же заставить свои колени не дрожать. Сквозь шум донесся еле слышимый голос Келпа: