Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 169 – Екатерина Гичко

Иерхарид с благоговением смотрел на уже четвёртый вариант руки. С недочётами первой Ёрдел справился уже через неделю после первой демонстрации, и в сравнении с ней нынешний вариант казался утончённым шедевром перед примитивно выструганной поделкой. Но первую руку Ёрдел делал в одиночестве. Почти. Госпожа Лоэзия помогала чем могла, и её не страшил ни чад плавящегося металла, ни взрывы не очень удачных попыток… Получив уже работающий протез, Винеш поднял самых знающих друзей, чтобы те помогли усовершенствовать руку. Иерхариду нравилось и то, что было, он бы не посмел обременять мальчика просьбами сделать что-то ещё. Но за друзей просить проще, чем за себя, и Винеш не постеснялся обременить главного мага ещё немного и потом ещё немного. Ёрдел не роптал, не ругался, не говорил ничего против, но Иеру чудилось, что он видит в спокойном взгляде «Как же вы меня достали!».

Первая рука вышла тяжеловатой и топорной в движениях. Она работала не так, как живая, для движений требовалось меньше мышечных усилий. Не в смысле, что мышцы меньше напрягать приходилось, меньше мышц требовалось. Некоторые из них от бездействия могли окончательно ослабнуть и высохнуть на плече, чего Винеш допускать не хотел. Тем более Ёрдел нашёл способ сплести для железной руки «нервную систему». Нужно было просто постараться и выплести более затейливое и сложное кружево, а терпение у тёмного было огромное.

– Для талантливого мастера терпение – самое важное достоинство! – как-то нравоучительно заявил мастер Руз своим ученикам и всем присутствующим заодно. – Даже если руки у тебя растут из задницы, можно научиться работать ими как боженька, если терпеливо делать свою работу. Нет, Ёрдел, у тебя руки растут откуда надо. И это ещё одно твоё достоинство!

Льстили главному магу безбожно! Лишь бы продолжал работать. Но тот к лести вроде бы оставался глух. Сложно понять, о чём он думал, и это самую малость напрягало.

Второй вариант – совместное творение многих мастеров – получился в разы лучше первого. «Нервы» плёл сам Ёрдел – он так и не смог внятно объяснить, как это делается, – а остальные холили и лелеяли руку. Иер был от неё в полном восторге и несколько дней ходил с дурашливой улыбкой, заново привыкая к телесной полноценности.

Впрочем, обернувшись птицей, он вспомнил, что кое-что всё же утрачено.

И, к собственному удивлению, поймал Ёрдела в коридоре и застенчиво спросил:

– Ёрдел, мальчик мой, а можно сделать так, чтобы она… м-м-м… ещё и крылом была… Нет, я понимаю, что прошу очень многого, и если нельзя…

Ёрдел молча смерил взглядом его железную руку и исчез, так и не сказав ни слова.

Глубокой ночью к Иерхариду пришёл озадаченный Винеш и поинтересовался:

– А ты не знаешь, чего это наш драгоценный мальчик вытащил меня из постели и про крылья спрашивал?

Иер стыдливо признался. Винеш сперва малость возмутился, мол, многого хочешь, парень и так вон что сотворил. Но потом с не меньшим энтузиазмом понадеялся, что что-то из этой затеи и выйдет.

– Сообразил же он как-то, как заставить её шевелиться, а это ого-го о чём говорит! Мыслит не по стандарту! – лекарь наставительно поднял палец вверх. – Мож, и хорошо, что он не всё из своей жизни помнит. Не знает, что кое-что сделать невозможно. Мы, дурни, поначалу, когда ему что-то объясняли, добавляли, что это и это-то невозможно. Малышка Лоэзия умнее всех нас оказалась! Читала при мне трактат Валѐса «Об искусственных пальцах», а я его уже наизусть знаю. И слышу, пропустила замечание, что «пальцы согнуть – сие возможности нет». Я ей указываю, что не дочитала, а эта милая хитрюшка смотрит на меня ясными глазами и говорит: «Господин же хочет знать, что можно сделать. Про то, что нельзя, он не интересовался». Чуешь, какого ума девка? Она у него, кстати, в лаборатории за ширмой сейчас спит. Узнает кто, слухи поползут…