Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 253 – Екатерина Гичко

Тяжело вздохнув, Лаодония замерла напротив высоких ажурных ворот, впаянных в стену. По бокам дорожки, что вела к ним, пыжились пышные кусты алых, белых и жёлтых роз, росших в таком тесном переплетении, что нельзя было разобрать, на каком кусту росли белые, а на каком жёлтые или красные цветы. Каменную стену сплошь увивал халѐзский вьюн, привезённый из жарких пустынных владений вампиров. В родной местности вьюн представлял собой чахлое растение, состоящие из тонких гибких стеблей, редких листиков и увесистых зелёных плодов в виде сливы. Здесь же, в более благоприятном климате, он выпустил листья так густо, что даже вампир не признал бы в нём растение из родных краёв. Ещё и цвёл яркими пурпурно-бархатистыми цветами, очень похожими на лилии с ладонь размером. Тонкий, очень терпкий – как дорогие духи – аромат расплывался по всему саду, проникая в каждый его уголок.

Лаодонии сперва очень нравился этот запах, но сейчас он стал символом затворничества.

– Госпожа, – няня Мьерѝда сердобольно посмотрела на неё и жалостливо погладила по руке, – давайте уйдём к фонтану. Сил нет смотреть, как вы тоскуете.

Грустно посмотрев на старенькую и такую родную женщину, принцесса всё же осталась на месте. Ворота хоть и закрывали от неё путь на свободу, так же с необычайной силой притягивали взгляд. Чугунное узорочье складывалось в растительный орнамент, и Лаодония видела в нём что-то восхитительно-волшебное, отчего душа наполнялась трепетом и ожиданием чего-то загадочного и волнующего.

Ну и сквозь узорочье можно было посмотреть на недоступный сейчас мир императорского дворца.

Лаодония сама не понимала, чего ждала, когда упросила Аркшаша позволить ей остаться во дворце. Знала же, что братья не разрешат ей общаться с гостями. Не злилась на них, понимая причины скрытности. Но в душе почему-то надеялась, что из этой затеи что-то выйдет.

Только вот что?

Благоразумие и нежелание доставлять братьям проблемы заставляли её оставаться в уединённом мире внутреннего сада. А кипящая в крови юность требовала впечатлений и ярких эмоций.

– Теперь я знаю, что чувствовали принцессы из древних сказаний, которых запирали в замке под охраной дракона, – Лаодония недовольно ткнула нежным пальчиком в жёлто-зелёную розу, сгоняя пчелу. Та тяжело и недовольно загудела и перелетела дальше.

– Милая моя, – нянечка перешла с официального обращения на более нежное и приятственное, – не грех ли жаловаться?

– Грех, – понуро согласилась принцесса, – но я хочу пожаловаться.

– На что же, солнышко? – старушка ласково приобняла её за тонкие плечи. – Тут так красиво, зелено и безопасно. Тебя все любят, о тебе заботятся и никто не смеет тебя обижать.

– Я даже не знаю, каково это, когда обижают.

– А хочешь, чтобы обидели? – возмутилась Мьерида.

Лаодония отрицательно мотнула головой, а затем качнула подбородком на ворота.

– Просто ты сидишь в уютном драконьем гнезде и понимаешь, что там есть жизнь, в которой тебя нет. У тебя ничего не меняется, всё стабильно и хорошо. А там… – принцесса возбуждённо задохнулась. – Там жизнь! Она кипит, меняется, рушится и строится, а я… я… – Лаодония замешкалась, подбирая сравнение, – …как в оранжерее.

И всегда была как в оранжерее.

Нежный цветок, трепетно оберегаемый всей семьёй.

Мама вышла замуж и родила её в довольно зрелом для человеческой женщины возрасте. Прожив всю жизнь среди лицемерия, лести и нашёптываемых за спиной оскорблений, больше всего она хотела наконец отдохнуть от лжи и каждодневной борьбы за власть и сохранение трона для своего сына. Дочь она растила, страстно оберегая от всего, из-за чего сама настрадалась. Лаодония не знала обид, все были очень вежливы с ней и ласковы.