Книга Художник из 50х, страница 103 – Сим Симович

«А что, если дать им возможность учиться?» — новая мысль заставила взять ещё один лист.

Робот с развитой нервной системой. Искусственные нейроны, способные формировать новые связи. Память, которая не просто хранит информацию, а анализирует, обобщает, создаёт новые решения.

Гоги рисовал голову такого робота особенно тщательно. Сложная электронная система, имитирующая человеческий мозг. Но не копирующая его механически, а воспроизводящая принципы работы.

К вечеру на столе лежало дюжина эскизов. Роботы-воины, рабочие, помощники, исследователи. Каждый со своей специализацией, но все объединённые общей философией — служить человеку, а не заменять его.

«Селельман прав в одном, — подумал художник, рассматривая свои творения. — Машины должны освободить людей от тяжёлого труда. Но они должны оставаться инструментами, а не становиться хозяевами».

На последнем эскизе он изобразил робота и человека, работающих вместе. Не человек, управляющий машиной, и не машина, заменяющая человека. Партнёрство. Симбиоз разума и силы, творчества и точности.

Отложив карандаш, Гоги задумался о будущем. В его времени, в 2024 году, роботы были повсюду — на заводах, в больницах, в домах. Но процесс их внедрения шёл медленно, с множеством проблем и сопротивления.

А что, если здесь, в 1950-м, этот процесс пойдёт по-другому? Если СССР первым создаст армию роботов и изменит мир? К лучшему или к худшему?

Вопрос оставался открытым. Но одно было ясно — будущее уже стучится в дверь. И оно может оказаться совсем не таким, каким его помнил Алексей Воронцов из 2024 года.

Эскизы роботов Гоги спрятал в стол, к другим своим «запретным» работам. Пока это только фантазии художника. Но кто знает — может быть, когда-нибудь они станут реальностью.

Эскизы роботов лежали перед ним веером, как карты судьбы. Гоги смотрел на свои творения и чувствовал, как в голове нарастает знакомое напряжение — туго скрученная пружина, готовая лопнуть.

Встреча с Селельманом, философские беседы с Берией, постоянная работа над заказами — всё это наслаивалось одно на другое, создавая ощущение, что мозг вот-вот взорвётся от перегрузки.

Рука сама потянулась к ящику стола, где лежала пачка «Беломора». Гоги замер на мгновение — сколько раз он давал себе слово не курить? Но пальцы уже вытащили папиросу, чиркнули спичкой.

Первая затяжка обожгла лёгкие, заставила закашляться. Организм отвык от никотина за последние недели. Но уже вторая затяжка принесла знакомое облегчение — напряжение начало отпускать, мысли стали яснее.

Гоги откинулся на стуле, выдыхая дым в потолок. Серые кольца поднимались медленно, расплываясь в неподвижном воздухе комнаты. В этих завитках дыма можно было разглядеть что угодно — лица, пейзажи, фантастические существа.

«Царевна-лягушка для взрослых», — вспомнил он слова Берии.

Что это должно быть? Обычная сказка не подойдёт — Лаврентий Павлович явно имел в виду что-то более сложное, философское. Историю о превращении, о том, как внешность обманывает, а истинная красота скрыта под невзрачной оболочкой.

Гоги затянулся ещё раз, глядя на дымящуюся папиросу. В красном огоньке угля видились образы будущей работы.

Иван-царевич — не сказочный герой, а обычный человек, разочарованный в жизни. Циник, который потерял веру в любовь, красоту, человеческую доброту. Возможно, чиновник или военный — кто-то, кто слишком много видел тёмных сторон жизни.