Книга Упырёк, страница 118 – Эдвина Лю

Тобиас облизнулся. Пока ехали, всё время перекусывали, но это не считается — так, баловство, а не еда.

Пока учитель и Гэри ловят это своё умертвие безголовое, он вполне успеет приготовить отличный поздний ужин. Сейчас же надо поставить чайник, дождаться, пока селяне притащат обещанный свежий хлеб и молоко. Попросить, что ли, раздобыть ещё и сыру или творога? С дороги некроманты пусть чай попьют хотя бы.

Учитель Дард встал у окна, скрестив на груди руки, и Тоби не решился его беспокоить. За окном заходило солнце, задний двор — сарай и скамеечка, тачка с одним колесом и грабли. Покойник, видимо, затеял весеннюю уборку — сгрёб прошлогодний сор в кучу, придавил жердями, да так и не поджёг. А надо бы — Спящий любит костры, и в особенности дым. Кому дым в глаза попадёт — тому счастливые вещие сны привидятся. Учитель отошёл, сел на пышную, мягкую лежанку, спрятал в руках лицо, а Тоби зато подошёл к окну и стал приглядываться. За двором начинался спуск, а дальше виднелся погост — точнее, ограда и воротца, сплошь увитые прошлогодним вьюном. Сохлые извитые плети его походили на диковинные кости. Кладбище показалось Тоби совсем маленьким.

Под окном снаружи прошёлся туда-сюда Гэри, пнул тачку, прислушался к жестяному гулкому звуку. Затем наклонился к земле возле кучи мусора, ковырнул пальцем, окликнул:

— Эй, Тобиас! Поди-ка сюда!

Тоби открыл окно и выскочил наружу — чего зря туда-сюда бегать?

— Что?

— Спроси-ка этих селян, тела-то нашли? Ну, этой девки похищенной и самого мага?

Тоби присел на корточки возле Гэри, посмотрел на обширное кровавое пятно.

— А вон там топор, — сказал он и показал на кучу сора. Топорище высовывалось всего-то на пядь, но пятна крови Тоби видел очень хорошо.

— Иди, иди. Спроси. Я ещё следов поищу.

Тобиас пошёл — идти далеко не пришлось, селяне уже тащили кувшин с молоком и каравай хлеба, и ещё корзину с чем-то, прикрытым белым полотенцем с зелёными глазками и зорьками. Вообще-то зорьки лучше вышивать розовым или оранжевым цветом, а глазки делать синие или чёрные. Но, видимо, у мастерицы остались лишь зелёные нитки для вышивки.

Вид у селян был до того серьёзный и суровый, что Тоби сразу же понял, чем их пронять.

— Дяденьки, — сказал он и сделал лицо, благодаря которому ему очень хорошо подавали в трактирах и деревнях, а в городах — куда как реже, — дяденьки, а скажите, до ветру туточки куда ходют?

Дяденьки переглянулись и усмехнулись в усы. Понятное дело, здоровенный детина, а за угол сходить не может без спросу. Совсем, видать, малоумный.

— Да там, за домом, будочка стоит, — ответил один, который всю дорогу жался на своей чалой поближе к фургону.

Тоби посмотрел на второго, тот показался, вроде бы, посуровее да посмелее. А может, и более сообразительный.

— Я туда боюсь ходить один-то, — сказал мальчик жалобно. — Вдруг эта умертвия там сидит?

Тут уж селяне прыснули со смеху.

— Давно у некроманта в учениках-то?

— Да не, дяденьки, недавно — дня три всего, — махнул рукой Тоби. — Скорей на побегушках, чем в учениках-то!

И сам улыбнулся — так, как будто благодарил за милостыню. На дорогах за такую улыбку он получал добавку — хлеб, пирожок или мелкую денежку. И никогда — затрещину или оплеуху!

— Проводите убогого, будьте добреньки, — Тоби снова встретился взглядом со вторым селянином.