Книга Злодейка, приручившая Дракона, страница 48 – Аматариэль Джулианна Кортес

Я медленно села на кровати и протянула к нему руку.

— Иди ко мне, — прошептала я.

Это сломило его окончательно. Он подошел к кровати и опустился рядом со мной. Его движения были почти благоговейными. Он коснулся моего лица, провел пальцами по щеке, по шее, по шраму на плече. Его прикосновения были нежными, осторожными, словно он боялся меня сломать. 

— Скажи, если нужно остановиться, — прошептал он, не отрывая взгляда.

— Не останавливайся, — ответила я. — И не извиняйся за то, что чувствуешь.

Кай наклонился и поцеловал меня. И этот поцелуй не имел ничего общего с тем, первым, яростным и отчаянным. Этот поцелуй был медленным, глубоким, полным нежности, на которую я и не подозревала, что он способен. Он целовал меня так, словно пытался запомнить мой вкус, выучить каждую линию моих губ.

Его руки начали исследовать мое тело, расстегивая пуговицы на моем платье. Я помогала ему, мои пальцы дрожали от волнения. он поймал мою руку и поцеловал ее в запястье, туда, где пульс… Когда одежда упала на пол, и я осталась перед ним в одной тонкой сорочке, он отстранился и просто смотрел на меня. В его глазах плескалось такое восхищение, такое поклонение, что у меня перехватило дыхание. 

Его пальцы осторожно сдвинули ткань с плеч. Тело отозвалось дрожью. Его ладони изучали меня — линия ключицы, дуга талии, внутренний изгиб предплечья, будто он читал меня вслух, не пропуская ни одного слова. Я подалась ближе, принимая его тепло.

Наша ночь любви не была похожа на бурный пожар. Она была похожа на медленное слияние двух рек. Это был танец, где робость смешивалась с голодом, а нежность — с отчаянной страстью. Он был невероятно осторожен, постоянно спрашивая взглядом разрешения, боясь причинить мне боль. А я отвечала ему с полной отдачей, принимая его, со всей его тьмой и силой.

Когда он вошел в меня, это было не обладание, а возвращение домой. Мы двигались в унисон, и в этот момент не было ни генерала, ни наложницы, ни героев, ни злодеев. Были только двое измученных, одиноких людей, которые нашли друг в друге спасение. Его проклятие, его светящиеся шрамы, казалось, отзывались на нашу близость. Они не исчезли, но их свет стал ровным, спокойным, умиротворенным. Я обнимала его, касаясь его спины, и чувствовала не боль, а лишь пульсацию его невероятной, укрощенной силы.

Мы не говорили ни слова. Слова были не нужны. Все было сказано в наших взглядах, в наших вздохах, в том, как отчаянно мы цеплялись друг за друга, словно боясь, что если мы разожмем объятия, мир снова рухнет. 

Медленно, глубже, пауза; снова — чуть быстрее, снова — медленно, чтобы услышать друг друга. Мир сузился до тепла его ладоней на моей спине и моего — на его плечах. Я цеплялась за него, как за край реальности, а он держал меня так, как держат самое дорогое. 

Он ловил каждый мой шепот, каждую дрожь, сдерживал силу, пока я не попросила: 

— Не бойся меня. Я выдержу.

Он кивнул, и в его взгляде было обещание: «беречь». Ритм стал увереннее — и в нем не было ни тьмы, ни проклятия, только двое, которые выбрали друг друга.

Волна накрыла нас не как буря — как море, которое аккуратно снимает напряжение с берега и оставляет гладкий песок. Мы стихли, не разжимая объятий.

Позже, когда мы лежали в тишине, обессиленные и умиротворенные, я положила голову ему на грудь, слушая ровный стук его сердца. Он перебирал мои волосы, и его прикосновения были ленивыми и нежными.