Книга Ведьма и столичный инквизитор, страница 49 – Анна Кайзер

- А я эту настойку для старухи Гивельды доделаю. Кашель ее замучил, беднягу, - добавил он.

Из-за стеллажа, заваленного коробками с сушеными ягодами бузины, похожими на крошечные угольки, появился парень. Увидев меня, он широко улыбнулся. Но как-то иначе.

Раньше в его улыбке, в его застенчивом взгляде, скользившем по мне, была робкая надежда, трепетное обожание, которое я чувствовала кожей и которое вызывало во мне неловкость. Сегодня улыбка была иной.

Широкой, открытой, искренне-дружеской, но лишенной того особого трепета. Его лицо, обычно спокойное и немного простодушное, буквально светилось изнутри каким-то тихим, глубоким, всепоглощающим счастьем, словно он нес в себе частичку самого солнца.

— Привет, Тея, — сказал парень, и в его голосе звенела эта новая, легкая нота.

Он достал из-под прилавка тяжелую деревянную кассу с аккуратными отделениями для монет разного достоинства. Пальцы молодого аптекаря, испачканные зелеными разводами от каких-то только что растертых листьев, двигались привычно и ловко.

— Спасибо огромное. Дед в восторге – говорит, такой душистый, крепкий зверобой только у тебя бывает. Снадобья будут сильнее. Люди быстрее поправляться станут.

Парень отсчитал несколько медяков и пару мелких, потускневших серебряников, аккуратно сложил их в небольшой, тоже потертый холщовый мешочек и протянул мне.

— И… — молодой человек вдруг смутился, опустил глаза, покраснел, как маков цвет, до самых корней волос. — Я хотел бы еще кое-что у тебя купить. Если, конечно, есть в запасе.

— Что именно? — спросила деловито, пряча мешочек в карман. — Если есть – с удовольствием. Зверобоя еще немного осталось, или мяты?

Элиас вдруг смутился еще больше. Покраснел так, что казалось, вот-вот задымится, и потупил взгляд, нервно перебирая оставшиеся в кассе монеты, будто ища среди них ответ.

— Липовый цвет, — выпалил он наконец, словно выдавливая слова. — Самый лучший, что у тебя есть. Чтоб цельные соцветия были. Ароматные. Самые лучшие. На… на подарок. — И замолчал, словно ожидая моего удивления или насмешки.

Внутри шевельнулось легкое, привычное неудовольствие, смешанное с виной.

Опять? Он что, все еще…?

Мысль о том, что этот милый, добрый парень продолжает питать надежды, несмотря на мою осторожную отстраненность, вызывала во мне чувство неловкости. Я ценила его дружбу, его спокойную надежность, но сердца его я не желала.

Комплимент, если он сейчас прозвучит, будет приятен – какая женщина не любит, когда ее находят привлекательной? – но ничего не изменит в моей душе.

— Подарок? — повторила я вслух, делая искренне удивленные глаза, подчеркивая непонимание. — Кому это? Матушке?

Элиас поднял глаза. И в них вспыхнул, нет, взорвался тот самый внутренний свет, который я заметила с самого начала. Свет чистого, безудержного восторга, благоговейного обожания, всепоглощающего счастья. Это был взгляд человека, прикоснувшегося к чуду.

— Самой красивой девушке, — прошептал он, и голос его дрожал от переполнявших чувств, как струна под сильным ветром. Парень даже не пытался скрыть их, не стыдился. — Тея… я… я встретил Ее. Мою любовь.

Мое мимолетное облегчение, что речь не обо мне сменилось легкой досадой, а потом и страхом. Слово «Ее» прозвучало как имя страшной болезни, диагноз, не оставляющий надежды.