
Онлайн книга «В ожидании»
– По-моему, мы преувеличиваем степень современности в людях. – Ты живёшь не в Лондоне, Динни. Впрочем, в известной мере ты права. Мы стали откровеннее в некоторых вещах, но это ещё не означает серьёзной перемены. Вся разница между годами моей юности и сегодняшним днём – в степени сдержанности. Сомнения, любопытство, желания были и у нас, но мы их не показывали. А теперь показывают. Я сталкиваюсь с кучей молодых универсантов: они приезжают работать в Лугах. Так вот, их с колыбели приучили выкладывать всё, что им взбредёт в голову. Они и выкладывают. Мы этого не делали, но в голову нам взбредало то же самое. Вся разница в этом. В этом и в автомобилях. – Значит, я старомодна, – совершенно не умею выкладывать разные вещи. – Это у тебя от чувства юмора, Динни. Оно служит сдерживающим началом и порождает в тебе застенчивость. В наши дни молодёжь редко обладает им, хотя часто наделена остроумием, но это не одно и то же. Разве наши молодые писатели, художники, музыканты стали бы делать то, что они делают сейчас, будь у них способность посмеяться над собой? А ведь она и есть мерило юмора. – Я подумаю над этим. – Подумай, Динни, но всё-таки юмора не теряй. Для человека он то же, что аромат для розы. Ты едешь обратно в Кондафорд? – Собираюсь. Дело Хьюберта назначат к вторичному слушанию не раньше, чем прибудет пароходом почта, а до этого ещё дней десять. – Передай привет Кондафорду. Вряд ли для меня снова наступят такие же славные дни, как те, что мы прожили там детьми. – Я как раз думала об этом, когда ожидала своей очереди в качестве последнего из негритят. – Динни, ты молода для такого вывода. Подожди, влюбишься. – Я уже. – Что, влюбилась? – Кет, жду. – Жуткое занятие быть влюблённым, – сказал Хилери. – Впрочем, никогда не раскаиваюсь, что предавался ему. Динни искоса взглянула на него и выпустила коготки: – Не предаться ли вам ему снова, дядя? – Куда уж мне! – ответил Хилери, выколачивая трубку о почтовый ящик. – Я вышел из игры. При моей профессии не до этого. К тому же первого раза мне хватает до сих пор. – Да, – с раскаянием в голосе согласилась Динни, – тётя Мэй такая милочка. – Замечательно верно сказано! Вот и вокзал! До свидания, и будь здорова. Вещи я отправил утром. Хилери помахал девушке рукой и скрылся. Динни вернулась в гостиницу и поднялась к Эдриену, но его в номере не оказалось. Несколько расстроенная этим, девушка отправилась в собор. Она уже собиралась присесть на скамью и насладиться успокоительной красотой здания, как вдруг увидела своего дядю. Он прислонился к колонне и разглядывал витраж круглого окна. – Любите цветное стекло, дядя? – Если оно хорошее – очень. Бывала ты в Йоркском соборе, Динни? Динни покачала головой и, видя, что навести разговор на нужную тему не удастся, спросила напрямик: – Что вы теперь будете делать, милый дядя? – Ты говорила с Хилери? – Да. – Он хочет, чтобы я убрался куда-нибудь на год. – Я тоже. – Это большой срок, Динни, а я старею. – Поедете с Халлорсеном в экспедицию, если он вас возьмёт? – Он меня не возьмёт. – Нет, возьмёт. – Я поеду, если Диана скажет мне, что ей так угодно. – Она этого никогда не скажет, но я совершенно уверена, что ей на какое-то время нужен полный покой. – Когда поклоняешься солнцу, трудно уйти туда, где оно не сияет, чуть слышно произнёс Эдриен. Динни пожала ему руку. – Знаю. Но можно жить мыслями о нём. Экспедиция на этот раз приятная и полезная для здоровья – всего лишь в Новую Мексику. Вы вернётесь обратно помолодев, с волосами до пят, как полагается в фильмах. Вы будете неотразимы, дядя, а я так этого хочу. Требуется только одно – дать улечься суматохе. – А моя работа? – Ну, это уладить просто. Если Диана сможет целый год ни о чём не думать, она станет другим человеком, и вы начнёте казаться ей землёй обетованной. Эдриен улыбнулся своей обычной сумрачной улыбкой: – Ты – маленькая змея-искусительница! – Диана тяжело ранена. – Иногда мне кажется, что рана смертельна, Динни. – Нет, нет! – Зачем ей думать обо мне, раз я уйду? – Затем, что все женщины так устроены. – Что ты в твои годы знаешь о женщинах! Много лет назад я вот так же ушёл, и она начала думать о Ферзе. Наверно, я сделан не из того теста. – Тогда Новая Мексика тем более вам подходит. Вы вернётесь оттуда "мужчиной с большой буквы". Подумайте об этом. Я обещаю последить за Дианой, да и дети не дадут ей вас забыть. Они только о вас и говорят. А я уж постараюсь, чтобы так было и впредь. – Все это очень заманчиво, – уныло согласился Эдриен, – но я чувствую, что сейчас она ещё дальше от меня, чем при жизни Ферза. – Так будет некоторое и даже довольно длительное время. Нов конце концов это пройдёт, дядя. Честное слово! Эдриен долго молчал, затем объявил: – Динни, если Халлорсен согласится, я еду. – Он согласится. Дядя, нагнитесь, я должна вас расцеловать. Эдриен нагнулся. Поцелуй пришёлся ему в нос. Привратник кашлянул… Возвращение в Кондафорд состоялось после полудня. Отъезжающие расселись в прежнем порядке, машину снова вёл Ален. Все эти сутки он держался чрезвычайно тактично, ни разу не сделал Динни предложения, и она была ему за это соответственно благодарна. Покоя хотелось не только Диане, но и ей, Ален уехал в тот же вечер, Диана с детьми – на другой день, и в Кондафорде, куда после длительного пребывания в Шотландии вернулась Клер, остались только свои. И всё-таки Динни не обрела покоя. Теперь, когда забота о несчастном Ферзе свалилась с неё, девушку угнетала и мучила мысль о Хьюберте. Поразительно, каким неиссякаемым источником тревог была эта нависшая над семьёй угроза! Хьюберт и Джин писали с Ист Кост жизнерадостные письма. По их словам, они нисколько не волновались. Зато Динни волновалась. И она знала, что её мать и отец – особенно отец – тоже волнуются. Клер не столько волновалась, сколько злилась, и злость подстёгивала её энергию: по утрам она ходила с отцом охотиться на лисят, а потом, взяв машину, удирала к соседям, откуда нередко возвращалась уже после обеда. Она была самым жизнерадостным членом семьи, и её охотно приглашали. Динни жила наедине со своими тревогами. Она написала Халлорсену насчёт Эдриена и послала обещанную фотографию, которая запечатлела её в парадном туалете два года тому назад, когда обеих сестёр из соображений экономии одновременно представили ко двору. Халлорсен незамедлительно ответил: |