Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 10 – Алисия Небесная

Давление в висках нарастало, голова тяжела, как камень. Веки налились свинцом, тянули вниз. Дыхание срывалось, обрывалось, то хватало воздуха, то снова глоток пустоты. Мир вокруг дрожал, плыл, будто я погрузилась под воду. Единственное, что понимала — кабина катится вниз.

Звон. Двери разъехались. Передо мной — холл. Белый, стерильный, яркий до боли. Свет полоснул по глазам, режущий, холодный. Люди мелькали тенями: белые халаты, планшеты в руках, торопливые шаги. Суета вокруг, но словно за стеклом. Никто не смотрел. Никто не видел.

Я двинулась. Тяжело, медленно, будто сквозь вязкое болото. Каждый шаг давался с усилием: один — сердце ухает, второй — колени подгибаются. Ещё шаг, и кажется, земля уходит из-под ног. Но я продолжала тащить себя вперёд.

Хлопок двери. Звонкий, гулкий. Я вздрогнула, едва не упала. Сердце ухнуло в пятки. Я вжалась в стену. Почти дошла. Почти…

И тут — хватка. Пальцы врезались в плечо. Сильные. Ледяные. Рывок — и меня разворачивает, будто безвольную тряпичную куклу.

— Ты что творишь?! — рык. Голос низкий, давящий, будто толчок под рёбра. Не вопрос. Приговор.

Не успела вымолвить ни слова. Он подхватил меня на руки. Легко, словно я ничего не весила. Шаги широкие, стремительные, жёсткие. Он вынес меня, не оставив ни секунды на сопротивление. Я снова в ловушке. Без выхода.

Хлопок дверцы. Сиденье холодное, кожа липнет к спине. Он пристёгивает меня — резко, бесцеремонно, точно.

— Так. Не смей отключаться, — произнёс глухо, с нажимом.

Пальцы коснулись живота. Коротко. Жёстко. Проверка. Контроль.

— Этот идиот вколол тебе седатив. Полную дозу, — выдохнул сквозь зубы. — Ты бы не дошла. Осела бы на лестнице. Сломалась. Убила себя и… — он резко обрубил фразу. Между нами повисла тягучая, давящая пауза. Вторая дверь хлопнула. Он опустился рядом. Молчит. Не смотрит. Только дышит. Но даже этого достаточно, чтобы понять: рядом — опасность. Не вспышка ярости. Холодный, собранный контроль. Он держит себя. И держит всё вокруг.

А я… я не держу ничего. Веки тяжелеют. Мир тает. Звуки глохнут. Волчица замирает. Внутри — пустота. Тишина. Я не знаю, кто он. Но знаю наверняка: теперь он решает. За нас обоих.

Сознание возвращается не сразу. Медленно, слоями. Не ударом, а как рассветный туман, что неспешно рассеивается.

Сначала — запах. Хвоя. Смола. Свежее дерево. Не больничный антисептик, не холод химии и страха — а живой аромат, густой, согревающий.

Открываю глаза. Надо мной — деревянный потолок. Не ровный, не стерильный. С прожилками, сучками, следами зим. Он — живой.

За окном — сосны. Тени кроны скользят по стенам. Солнечные пятна дрожат на подоконнике. Свет не режет — он греет.

Лежу в кровати. Настоящей. Большой. Матрас упругий, держит форму. Простыни — белые, но без той въедливой химии, которая тянется из капельниц. Одеяло тяжёлое, придавливающее.

Комната — деревянная. Стены дышат теплом. Пол — шероховатый, не скользкий, не ледяной. Здесь уют не выставлен, не показной. Он врос в пространство. И это тревожит.

Я медленно поворачиваю голову. Катетер. Тонкая трубка. Зафиксирована аккуратно, без следов поспешности. Рядом девушка. Молодая. В тёмно-синей форме. Не халат — одежда для работы. Удобная, строгая. Она быстро чертит заметки в планшете. Чётко, сосредоточенно. Словно не замечает, что я уже открыла глаза. Или нарочно делает вид.