Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 56 – Алисия Небесная

Я провёл Юлю до машины. Держал под локоть. Ступала уверенно, но чуть медленнее обычного.

Села тяжело, но не жаловалась.

— Ты как? Болит? — спрашиваю, глядя в лицо.

— Немного. Но я справляюсь, не хочу, чтобы ты волновался.

— Юль, я волнуюсь, даже когда ты просто молчишь.

В машине тихо. Мы едем по пустым улицам. Город ещё не проснулся.

На соседнем сиденье — моя омега. Моя волчица.

Волк внутри молчит, напряжённо затаился.

Ждёт. Слушает. Чует. Тепло её тела, неровный ритм дыхания, чужой запах на животе.

Не отпускаю её руку. Она — тоже. Жмёт крепко, будто держит равновесие.

Я чувствую, как пальцы дрожат.

— Всё будет хорошо, — говорю тихо, сжав её руку. — Мы почти на месте.

Она только кивнула, сосредоточенная. Дышала медленно, как ее учили.

Остался один квартал. Притормозил перед перекрёстком, проверяя обстановку.

Дорога пустая. Только снег в воздухе и редкие фонари.

И вдруг — из-за поворота, на полной скорости — чёрная «Тойота».

Слишком быстро. Я только успел выдохнуть:

— Чёрт…

Удар. Резкий, глухой, сбоку — в мою сторону. Машину швырнуло вбок, развернуло.

Тормоза визжат, резина рвётся. Кричит Юля. Я хватаю её одной рукой, стараясь прикрыть.

Металл скрипит, будто рвётся по швам. Запах горелой резины. Масла. Крови.

Салон заливает сигналами — сработали подушки.

Меня швыряет вбок, будто ударила стена. Плечо пронзает острая боль — жгучая, пульсирующая. Головой откидывает в стекло. Треск. В ушах звенит. Секунду не понимаю, где я.

Осколки — всюду. Летят, сыплются. Один — горячий, тонкий, рассекает кожу на скуле. По щеке сразу течёт кровь — теплая, липкая.

Пытаюсь вдохнуть — грудь сдавлена, воздух не идёт.

— Юля?! — хриплю, силой заставляя себя обернуться.

Она вдавлена в кресло, вцепилась в ремень, глаза распахнуты, губы дрожат. Лицо бледное. Плечи вздрагивают. Плачет.

— Юля, ответь мне! — рычу уже, откидываю подушку безопасности.

— Я… нормально, — шепчет. Голос сбит дыханием, слабый. — Он… он шевелится.

Голова склонена к животу. Ладони обе — на округлом, напряжённом.

Он… шевелится.

Мир вокруг трещит, горит, гудит, но я слышу только это.

Мой сын жив. Она — дышит.

Всё остальное можно исправить.

Дёргаю ручку — бесполезно. Дверь заело. Вжимает изнутри, будто сама машина не хочет выпускать.

Пинаю с силой. Раз — не идёт. Второй. Скрежет металла вгрызается в уши, но дверь поддаётся. Я вываливаюсь наружу, захлебнувшись ледяным воздухом.

Асфальт скользкий, заледенелый. Слякоть хлюпает под ботинками. Ветер хлещет по лицу, сбивая дыхание. В нос ударяет запах гари, раскалённой резины и крови. Мир вокруг вспыхивает светом фар, гудками проезжающих машин, далёким воем сирены.

Поднимаюсь. Плечо пульсирует болью, будто кто-то прижёг его изнутри. Но я уже бегу к пассажирской стороне. Волк внутри вырвался на поверхность, яростный, бешеный — он рвётся к ней.

— Юля! Потерпи! Я здесь! — голос срывается, дрожит, я хватаюсь за крышу, скольжу по капоту.

Её дверь приоткрыта. Я заглядываю внутрь — и сердце проваливается в грудь.

Она держится за живот. Обеими руками. Как будто удерживает внутри самое ценное. Лицо побледнело, кровь тонкой нитью сползает с губ. Но она жива. Она дышит.

И шепчет:

— Всё как тогда… Артём… как тогда…

Я замираю. Понимаю. Сердце сжимается. Тогда — это три года назад. Тогда она потеряла всё.

Авария. Первый муж. Первый ребёнок.