Книга Сезон помидоров, или Пари на урожай, страница 81 – Илана Васина

Может, мне снится? Хочется глаза потереть.

Настрой экономки так же странен, как если бы крокодил нежно мне улыбнулся и помахал лапкой.

Пальцы непроизвольно обхватывают покрепче канделябр.

— Светлого дня, госпожа, — медоточиво произносит она. — Милорд ожидает вас за завтраком. Вам помочь причесаться?

— Нет, спасибо, — говорю с холодком. — Люблю с утречка растрёпанной походить.

— Может, как-то иначе могу вам помочь? Только скажите.

Молчу. И надеюсь, смотрю достаточно выразительно, чтобы она поняла мой посыл. Хватить юлить. Что тебе от меня надо, милейшая?

— Я хотела извиниться перед вами, госпожа, — вдруг мрачнеет экономка, осознав, что не способна одной улыбочкой компенсировать весь тот яд, что успела на меня излить. — Я была невежлива. Пыталась защитить хозяина, хотя... Вы ничем не заслужили моего недоверия. Я… Прошу прощения.

— Извинения приняты.

Мой сухой, официальный тон призван дать ей понять, что одного «прости» маловато, чтобы забыть все сказанные гадости! И, судя по следующей фразе, Эфимия превосходно это считала.

— Понимаю. Вам должно быть сложно довериться, но я знаю милорда, потому что служу ему много лет. Поэтому могу где-то что-то вам подсказать. По-женски. Вы ведь недолго знакомы…

Замолкает, внимательно отслеживая мою реакцию.

Тут и напрягаться не надо, чтобы понять: это попытка зацепить. Заставить почувствовать себя уязвимой и зависимой от её совета. Дешёвая манипуляция. Жёсткий напор не сработал — и она решила включить «доброго полицейского». Втереться в доверие.

Мысленно закатываю глаза.

Вот что за человек!

Манипуляторша ей второе имя.

Складываю руки на груди и с тяжёлым вздохом отворачиваюсь к окну, демонстрируя скуку. И опять, в который раз, Эфимия отлично считывает язык жестов.

— Я желаю счастья милорду. И раз милорд выбрал вас, — поспешно продолжает она, — постараюсь и вам быть полезной, чтобы со временем компенсировать своё прошлое поведение. Вы позволите вам помогать?

Ох, сколько искренности и тепла звучит в её голосе! А на лице — такая тревога, словно от моего решения зависит её судьба. На мгновение хочется ей поверить. Улыбнуться, успокоить.

Ну не может же человек быть настолько прогнившим, чтобы врать столь умело?

Но через секунду напоминаю себе.

Может, наивная ты душа!

Ещё как может.

— Вы поспешили с выводами. Милорд меня не выбирал, — говорю, осторожно возвращая тяжёлый канделябр на стол. — На самом деле он просто добрейшей души человек, который помогает незадачливой соседке.

Беззаботной развожу руками. Пытаюсь всем видом показать, что её догадки не соответствуют истине.

— Я поняла, госпожа, — с печальным вздохом склоняет голову, будто признавая поражение. — Понадобится время, чтобы доказать преданность. Но если вы всё-таки позволите быть полезной, я сочту за честь.

— А знаете что… — в голову приходит дельная мысль. — Вообще-то вы и правда можете восполнить пробелы в моих знаниях.

Экономка аж вся подбирается, на лице вспыхивает радость. В глазах мелькает выражение, очень напоминающее азарт. Я, конечно, не собираюсь безоговорочно доверять её ответам. Скорее, это будет проверка.

— Да, госпожа! Скажите, что вас интересует.

Снова принимаю скучающий вид, старательно придавая небрежность своему голосу:

— Я проснулась раздетой до сорочки. Не подскажете, кто меня раздел?