Книга Влюбись за неделю, страница 107 – Рия Радовская

Дугал придвинулся ближе, осторожно, будто боясь, что от любого его движения я вдруг испарюсь или растаю, коснулся щеки, мягко приподнял подбородок. Смотрел, не отрываясь, щурился, потом сказал:

— Серые. Правильно?

Я молча кивнула. Вдруг задрожали губы. Лицо Дугала расплылось перед глазами, и я все-таки спросила, всхлипнув:

— Зачем?

Он притянул меня к себе, я уткнулась в его плечо, ладонь прошлась по спине, успокаивающе, ласково.

— Я при всем желании не смог бы влюбиться в женщину, которую никогда не видел. Вы — не мисс Блер. Вы не подходите к ее внешности. Не представляете, какой невыносимый диссонанс. Какая раздражающая необходимость подстраивать и предполагать. Гадать, какие предположения верны, а какие нет. То тело — отвлекает. Сейчас вы настоящая. Удивительно правильная.

— Но ведь я… не смогу такой остаться?

— И незачем. Пазл сложился. У вопроса есть ответ, и он меня полностью устраивает.

Я обняла его, спросила зачем-то о том, что и так стало уже предельно ясно:

— Правда? И мы… у нас получилось? И все будет хорошо?

— Не узнаем, пока не переживем рассвет и несколько часов после. Мне жаль, я не привык… измерять свои чувства эфемерными определениями, которые нельзя потрогать и разложить на составляющие.

— Это ничего, — убежденно сказала я. — Правда. Я… я чувствую. И вовсе не обязательно измерять.

— Посмотрим.

Он замер, все так же меня обнимая. Медленно тянулась ночь. Говорить не хотелось, вообще ничего не хотелось. И спрашивать у Дугала, сколько еще будет действовать его эликсир, не хотелось тоже. Я просто вливала магию в иллюзию себя настоящей. Странно звучит. Грустно. Я не хотела, чтобы Фрейя Салливан оставалась лишь иллюзией. Но… пусть хотя бы так. Лучше иллюзия, чем вообще ничего.

Что бы ни принес нам этот рассвет, я хотела встретить его — собой. Не Шарлоттой. Мы с Дугалом оба этого заслуживаем.

— Чего будете бояться после? — вдруг спросил он. — Когда все это закончится.

Долго думать не пришлось.

— Родителей Шарлотты. То есть, встречи с ними. Они не мои родители, я не их дочь. Все это… нечестно! Но с этим придется что-то решать. Я не смогу… так.

— Нечестно будет, если вы солжете. Они должны знать.

— Да. Но как я им скажу? Как можно сказать такое? Не представляю.

— Правда не бывает лучше или хуже. Она просто есть. От формулировок ничего не изменится.

— Поможете мне?

— Конечно.

Я молча уткнулась лбом в его плечо.

Когда небо над деревьями посветлело, мы, не сговариваясь, встали и пошли к морю. Песок дорожки, вечером горячий, сейчас приятно холодил босые ноги. Я только наколдовала себе шорты и спортивную майку вместо домашней. Свои, в которых бегала по утрам.

Парк выходил к самому берегу. Волны мягко накатывали на безлюдный пляж. Океан был гладким, чисто-голубым, и над ним раскинулось такое же чистое небо. Лишь у самого горизонта отсвечивала алым узкая полоска облаков.

Я вздрогнула, когда над ухом раздался голос, о котором уже и думать забыла.

— Прощай.

Слегка скосила глаза. Призрак, едва просматривающийся, почти абсолютно прозрачный сейчас призрак Шарлотты висел рядом. И таял. И впервые за все время нашего знакомства казался… довольным?

— Не знаю, не могу разглядеть ваше будущее отсюда, с этого рассвета оно только начинается, но мне уже можно уйти. Все закончилось. Жаль, что не смогла быть рядом с тобой. Но мое вмешательство могло обернуться не тем, чем нужно. Человек, которому ведомы пути, обещал показать верную дорогу. Больше не тяжело, легко, можно выбраться. Остались дела у той меня. Но их сможешь закончить ты. Человек, видящий невидимое, обещал помочь, рассказать тем, кто был дорог той мне, обо всем, что случилось. И о тебе. Через сны. Передай профессору Норвуду — директор Маскелайн знает, что той меня больше нет. Должна была и с ней проститься. Теперь она его не удержит.