Книга Крайние меры, страница 69 – Хелен Харпер

Что-то во мне напрягается. Не то чтобы я ожидала, что он будет в полосатой пижаме, но он выглядит так, словно совершенно голый. Трудно сказать наверняка, потому что атласная простыня наброшена ему до пояса. Не задумываясь, я поворачиваюсь в его сторону, чтобы проверить. Может быть, вампирам положено спать обнажёнными. Несмотря на мои язвительные замечания Анжелике о том, что они не спят в гробах, я на самом деле понятия не имею, как вампиры спят. Или едят. Или вообще что-либо делают. Я мрачно улыбаюсь про себя. Полагаю, я скоро это выясню.

Любопытство берёт надо мной верх, и я очень, очень осторожно приподнимаю простыню. Она спадает на сантиметр, открывая хорошо очерченные ямочки по обе стороны от его позвоночника. Теперь я убеждена, что он голый. У этого мужчины нет чувства приличия. Очевидно, у меня его тоже нет, потому что я ещё дальше стягиваю простыню.

— Бо.

Моё сердце подпрыгивает в груди. Ой.

— Что ты делаешь?

Я не могу придумать ни одного разумного ответа.

— Не могу уснуть, — бормочу я в конце концов, садясь.

Монсеррат переворачивается на другой бок, подпирая голову локтем. Несмотря на темноту, я различаю коварный блеск в его глазах, как будто он прекрасно понимает, что я пытаюсь сделать. Я опускаю взгляд и вижу, что татуировка тянется от его загорелой спины до широкой груди. Я понимаю, что это замысловато нарисованные крылья, которые обвивают его кожу от лопаток до ключиц, а нижние края находятся всего в миллиметрах от его тёмных сосков.

— Я могу помочь тебе с этим, — бормочет он.

Я чувствую напряжение и подозрительность.

— Что ты имеешь в виду?

Он потирает щетину на подбородке.

— Я могу помочь тебе уснуть.

Крошечная, охваченная ужасом часть меня гадает, не имеет ли он в виду «навсегда».

— О? — пищу я.

Монсеррат садится, спускает ноги с кровати и встаёт. На нём белые штаны на завязках. Ну что ж.

Он улыбается, как будто знает, о чём я думаю.

— Подожди здесь.

Он выходит из спальни, шлёпая босыми ногами. Стараясь не думать о том, что я только что выставила себя полной идиоткой, я тоже встаю. Вместо того, чтобы последовать за ним, я подхожу к окну и, раздвинув плотные шторы, смотрю в ночь. Отсюда я не вижу луну, и это даже к лучшему, потому что она бы только напоминала мне о том, что должно произойти. Однако видны несколько звёзд. Я остаюсь на месте, даже когда слышу, что Монсеррат возвращается. Я не могу не задаваться вопросом, не в последний ли раз я смотрю на ночное небо человеческими глазами.

Он подходит ко мне, его босые ноги ступают легко, как у кошки, и протягивает мне кружку. Я тупо смотрю на неё.

— Это горячее какао, — говорит он мне.

«А следом он подарит мне пару пушистых тапочек и халат». Я беру кружку и осторожно делаю глоток. Напиток обжигает мне рот, но вкус приятный.

— Спасибо.

Монсеррат наблюдает за мной, прикрыв глаза.

— Я не спал всю ночь, — внезапно произносит он.

Я в замешательстве.

— Что?..

— В ночь перед моим обращением. Я не спал всю ночь.

— Мне страшно, — шепчу я.

— Я знаю.

Я благодарна, что он не тратит время на банальности. Мне достаточно знать, что он понимает мои чувства. Я осушаю кружку.

— Иди спать, — тихо говорит он.

— Я постараюсь, — я возвращаюсь на свою половину кровати и ложусь. Через несколько мгновений я крепко засыпаю.

***

Когда я просыпаюсь, ещё рано. Солнечный свет, пробивающийся сквозь раздвинутые шторы, по-новому яркий — такой, какой бывает только вскоре после рассвета. Я переворачиваюсь, но Монсеррата там нет, хотя на подушке, где была его голова, осталась вмятина. Бабочки порхают у меня в животе. Я понятия не имею, что принесёт этот день, но знаю, что он безвозвратно изменит мою жизнь. На мгновение я остаюсь на месте, думая о Черити Уэзерс, Тэме, Тэнси и всех остальных из «Крайних Мер». Я думаю о том, как всё могло бы быть по-другому, если бы О'Ши умер в той грязной комнате. А потом я встаю с постели, ополаскиваю лицо водой и одеваюсь, прежде чем тщательно застелить постель и стереть все следы своего присутствия. Вперёд. Я готова.