Книга Полночная дымка, страница 3 – Хелен Харпер

— Там много вещей. Я понятия не имею, где она, даже если она до сих пор там. Я определённо не хочу, чтобы ты рылась в моих вещах.

Он не упрощал мне задачу.

— Я буду осторожна.

Он покачал головой.

— Я поищу её и отправлю тебе всё, что удастся найти. Я приватный человек, Эмма. Мне не нравится, когда кто-то нарушает мою рутину или наводит беспорядок у меня дома.

Я это прекрасно знала. Я подумывала поспорить, но не хотела злить его настолько, чтобы он полностью отгородился.

— Ладно, — сказала я наконец. — Я ценю твои усилия.

Он переплёл свои пальцы и наградил меня мрачным взглядом.

— В чём на самом деле проблема? Он же не выходит, нет?

Я знала, о ком он говорит — Сэмюэл Бесвик, мужчина, который вломился в дом моей семьи, убил моих родителей и оставил меня одну с их трупами. Преступление было обнаружено лишь тогда, когда мои вопли встревожили соседей, хотя я блаженно ничего не помню о том событии. Менее 24-х часов спустя Бесвика арестовали за двойное убийство, и с тех пор он торчит в тюрьме. Он никогда не объяснял, почему совершил такой ужасный поступок, и никогда не признавал вину. Но он — причина, по которой я изначально захотела работать в полиции.

— Нет, — тихо сказала я. — Он не выходит.

В глазах моего дяди что-то блеснуло. Бывали случаи, когда мне казалось, что он презирал Бесвика намного сильнее, чем я сама.

— Рад это слышать, — он встал. — Я найду для тебя эту коробку.

У меня сложилось отчётливое впечатление, что меня отпускают.

— Спасибо, — я помедлила. — Как ты? — спросила я. — Нормально держишься?

— Кое-что побаливает. Ничего серьёзного, — он сморщился. — Худшее в старении — не моё здоровье, а то, как все со мной обращаются. Меня уже не воспринимают как настоящего человека. У меня больше нет индивидуального характера. Они воспринимают меня как старика, с которым нужно говорить очень громким снисходительным тоном, — он скривил губы. — Раньше я считался важным человеком. Раньше меня уважали. Теперь меня считают просто стариком, — он показал на дверь. — Я провожу.

Я открыла рот, желая сказать больше, но он уже направился ко мне и подгонял к выходу. Я знала, что ему меньше всего нужно моё сочувствие. Он воспринимал это как жалость, а этого мы оба не желали.

— Нет необходимости возвращаться, — сказал он мне. — Я отправлю все находки почтой.

Перевод: прекрати донимать меня и вторгаться в мою жизнь отшельника. Я вздохнула. Да. Некоторые вещи никогда не менялись.

Затем дядя удивил меня. Он протянул руку и крепко сжал мою ладонь. Я взглянула ему в глаза, но не могла прочесть это выражение.

— Ворошить прошлое — это не всегда хорошо, Эмма. Иногда лучше оставить всё как есть и двигаться дальше. То, что случилось с твоими родителями — это трагедия. То, что случилось с тобой — ещё хуже, и я знаю, что был для тебя не лучшим опекуном. Но ты не можешь изменить то, что уже случилось.

Я сглотнула.

— Я не пытаюсь это изменить, — тихо сказала я. — Лишь пытаюсь понять.

Он удерживал мой взгляд, затем кивнул.

— Хорошо, — он отпустил меня. — Они бы тобой гордились, знаешь.

Непрошеные слёзы навернулись на мои глаза, и я яростно заморгала.

— Спасибо.

Мой дядя пожал плечами.

— Я лишь говорю правду, — затем он тычками выдворил меня за порог и закрыл дверь.

***

Вместо того чтобы воспользоваться возможностью и размять свои метафорические ножки на вьющихся сельских дорогах, Таллула ворчала всю дорогу до дома моего дяди и всю дорогу обратно. Только когда мы добрались до окраин Лондона, её двигатель перестал дребезжать.