Книга Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!, страница 237 – Анна Солейн

“Например?”

“Издавать указы в обход парламента. Такие, которые позволят нам усыновить и удочерить наших детей официально в то время, когда по всем правилам неблагие должны расти в приютах”.

О.

Мне все равно не нравилась эта идея — но Алан был непреклонен.

И вот сейчас, спустя пятнадцать лет, наши труды наконец увенчались успехом. Билль о правах неблагих. Отчаянно хотелось сжать руку Алана, но сейчас было не время для сантиментов. Нужно было думать о деле.

Речь помогал мне писать Альберт, так что вышла она короткой и емкой — сама я бы не справилась. Так, главное, — слова не забыть.

— Я бы хотела обратиться к каждому, кто причастен к этому биллю, — заговорила я. “Иви, тебе нужно сгладить углы, не стоит лишний раз показывать, сколько у тебя власти, — ворчал Альберт. — Будь тоньше. И почеши этим занудным парламентариям самолюбие”. — Спасибо. Это общее дело. Любые реформы начинаются с безумств, но только у самых дальновидных хватает прозорливости их поддержать.

Алан закашлялся, Альберт тоже спрятал смех в кулаке. Вот подлецы, мы же вместе эту речь писали! Хотя, конечно, “дальновидность” и “прозорливость” — это я парламентариям-консерваторам здорово польстила. Даже его величество явно пытался не засмеяться. Душевный все-таки человек! Дракон.

Вдохновенно произнося заученную речь, я пробежала глазами по залу и наконец посмотрела на первый ряд, где стояли наши с Аланом дети.

Мелисса — вся в черном, статная и гордая леди.

Бетти и Берт, как всегда рядом, такие разные, но такие одинаковые.

Дерек. Ему вот-вот исполнится двадцать — он был завсегдатаем балов и салонов, а его голубые глаза, мягкая улыбка и светлые волосы сводили с ума всех девушек, кто оказывался у него на пути. Уверена, многие из них изрядно промыли отцам и матерям мозги по поводу симпатии к неблагим.

К одному конкретному неблагому, который пока не хотел ничего серьезного.

“Мам, ну не всем же быть как Юджин, который с семнадцати женат!”

“Ты главное предохраняйся, — вздыхал Алан. — Мне еще бастардов в роду не хватало”.

“Пап!”

А я все никак не могла привыкнуть, что этот красавчик-сердцеед — это тот же крикливый мальчуган, который не умел обращаться в виверну правильно и никак не мог принять необходимость одежды.

Дереку нравилась поэзия — и не только потому, что она позволяла пудрить девушкам головы (как и обещание полетов под звездным небом — в буквальном смысле, те даже не возражали против формы виверны).

Кажется, стихи Дерека были неплохи — по крайней мере, я не раз и не два натыкалась на то, что их переписывают, передают из рук в руки, цитируют и даже вышивают на одежде.

Кроме того, Дерек помогал Мелиссе с текстами пьес для театра. Я частенько натыкалась на этих двоих в библиотеке, пока они ругались до хрипоты, а Мелисса использовала аргумент: “Как ты можешь со мной спорить, я помню, как ты с голой задницей по дому бегал!”

В общем, семейная идиллия.

Рядом с Дереком стояли Лили и Софи, уже взрослые совсем, поверить не могу! Им пришлось сложнее всех: все-таки у одной были рожки, у второй — крылья. Им, в отличие от остальных детей, сложно было затеряться в столичной толпе.

Лили единственная из детей, кто решил связать свою жизнь с собственным даром. Она хотела стать спасательницей. Тушить пожары, разбирать завалы — помогать тем, кому это нужно. Конечно, это повергало меня в ужас. Вдруг…