Книга Его самое темное желание, страница 162 – Тиффани Робертс

— У них есть какое-то значение?

— Мы, гоблины, — существа фейри, но немногие из нас владеют настоящей магией. Считается, что те, кто владеет, обречены на величие. В моем клане дети, которые демонстрировали магические способности сверх обычных, были отмечены такими шрамами. Мне сказали, что мой талант к иллюзиям проявился еще до того, как я научился ходить. Ожидалось, что однажды я принесу престиж и власть нашему клану, и эти знаки должны были означать благословение, которое я получил, и благословения, которые я однажды принесу.

— У кого-нибудь еще были такие отметины?

— Несколько человек в моем клане, они были старейшинами. Большинство кланов гоблинов, с которыми я сталкивался, могли похвастаться хотя бы одним таким человеком. Колдуны, шаманы, маги… Хотя их титулы различались, все они пользовались одинаковым уважением и признанием.

Она провела пальцем по одному из извилистых шрамов.

— Должно быть, это было больно, особенно для ребенка.

— Я полагаю, что так и было, — ответил он с мягкой улыбкой, нежно потянув ее за волосы, пока она не приблизила свое лицо ближе, — но я этого не помню.

Векс приподнял подбородок и поцеловал ее в губы. Она прильнула к нему, раскрываясь навстречу, и он застонал от ее вкуса. Запустив пальцы в ее волосы, он притянул Кинсли к себе еще глубже в поцелуе. Их губы ласкали и покусывали друг друга, а языки скользили и танцевали. Он наслаждался ощущением ее мягких грудей на своей коже, дразнящим прикосновением ее затвердевших сосков, прикосновением ее ноги, когда она подняла ее над ним, жаром ее влагалища, прижатого к его бедру.

Он жаждал большего от нее. Он жаждал погрузить свой член между ее бедер, почувствовать, как ее влагалище обхватывает его, затрепетать в пламени ее желания и страсти.

Но сейчас он не мог довольствоваться ничем, кроме этого поцелуя. Ради нее.

Кинсли прервала поцелуй, но не отстранилась, молча глядя ему в глаза.

— Ты сказал, что между нами больше не будет секретов, — наконец произнесла она.

— И я не шутил.

— У меня есть кое-что, в чем я хочу тебе признаться.

Он нахмурился.

— В чем дело, мой лунный свет?

Она заговорила после недолгого колебания, и в ее голосе прозвучали горечь, уязвимость.

— Когда ты нашел меня, мое сердце было разбито, и я едва держала осколки вместе. Ты спас мне жизнь. Это была твоя часть нашего договора, это было все, что ты должен был сделать. Но… ты сделал для меня гораздо больше. Ты залечил мое сердце, Векс. Трещины заживают благодаря тебе, и впервые все осколки стоят там, где им и положено быть. И я не понимаю, как они держатся вместе, потому что я чувствую себя такой, такой… наполненной. И я отдаю тебе свое сердце на хранение. Я знаю, ты будешь защищать его так же яростно, как защищал меня, — она коснулась губами его губ и прошептала: — Я люблю тебя, Векс.

Эти слова дошли до Векса, и все внутри него замерло — его сердце, его легкие, его мысли. Тепло расцвело в его груди, распространяясь немного дальше с каждым ударом, когда его сердце возобновило биение. И с этим теплом пришло растущее чувство наполненности… завершенности.

Любовь.

Подходило ли это слово для описания всего его восторга, его страха, его тоски, всех беспорядочных эмоций, поселившихся в нем? Было ли это то слово, которое охватывало его обожание и преданность этой женщине, его потребность в ней? Объясняло ли это, почему при мысли о том, что он может потерять ее, у него защемило в груди и учащенно забилось сердце?