Книга Ткач, страница 135 – Тиффани Робертс

— Мой гнев превратился в печаль, — наконец сказал он. — Я… я не сожалею о том, что сказал ему. Я говорил правду моих сердец. Но я сожалею о том, как сказал. Это как если бы я бросил камень, хотя должен был использовать мягчайший шелк. Я причинил… ненужную боль. Ты понимаешь мои слова?

Она поднесла одну из его нижних рук к лицу и запечатлела нежный поцелуй на ладони.

— Да.

Он издал тихую трель, приблизил лицо к ее волосам и вдохнул их аромат, ища в нем утешения.

— Он сказал мне, что сожалеет. За всю боль, которую он мне причинил. Даже несмотря на то, что он не мог ее видеть, даже несмотря на то, что он не мог ее понять, он сказал, что сожалеет.

— Я верю, что это так. Он пережил потерю пары и детей, и в попытках защитить тебя он причинил тебе боль. Но я не думаю, что он когда-либо хотел оттолкнуть тебя или заставить почувствовать себя нежеланным, — Ахмья прижала руку к его щеке. — Почему он был так рад видеть тебя, был так взволнован твоей встречей с братьями и сестрами, если бы он не хотел, чтобы ты был там? Он хочет, чтобы ты был в его жизни, Рекош. Ты — его семья.

У него вырвался печальный возглас. Он хотел возразить, опровергнуть то, что она сказала… но не смог. Он видел глаза отца, его позу, слышал печаль в его голосе. Рекош не ожидал, что отец воспримет их расставание так тяжело, но в то же время с таким достоинством.

И он сам не ожидал, что почувствует это так глубоко.

Ахмья опустила руку на колени.

— Я знаю, что тебе больно. Это справедливо. Я… чувствую то же самое, когда размышляю о своих отношениях с отцом. Он больше не женился, но после смерти моей мамы изменился. Он стал более жестким, более отстраненным. Наши отношения стали натянутыми. Оглядываясь назад, я думаю, это потому, что он просто не знал, как самостоятельно воспитывать ребенка, не говоря уже о дочери. Большую часть детства Хирохито наш отец служил, поэтому он редко бывал дома. Когда я была маленькой, он уволился из армии, но начал подолгу работать на новой работе, пока о нас заботилась моя мама. И после того, как ее не стало…Я не думаю, что он знал, как справиться с горем.

Жвалы Рекоша отвисли. Врикс или человек, никто, казалось, не был застрахован от боли потери, и никто, казалось, не переносил ее совершенно одинаково.

— Когда я выросла, — продолжила Ахмья, — он не знал, как со мной разговаривать, особенно когда речь заходила о каких-то женских проблемах. Он всегда был намного ближе к Хирохито. Как и ты, я чувствовала себя невидимой. Я усердно училась в школе, чтобы получить лучшие оценки, я занималась спортом, была волонтером во внеклассных программах. Мои достижения, казалось, были единственным способом заставить его признать меня. Я знаю, что во многом это было из-за его воспитания и того, что он провел так много времени на военной службе, но… это причиняло боль. Я просто хотела, чтобы он увидел меня такой, какая я есть. Его дочь.

— Кир’ани ви’кейши, — прошептал Рекош, наклоняясь, чтобы провести ртом по ее волосам. — Если бы я мог избавить тебя от этой боли. Если бы я мог забрать ее у тебя.

— Ты не можешь защитить меня от каждой боли, Рекош, — мягко ответила она. — Мне просто нужно, чтобы ты помог мне пережить ее.

Он обнял ее за плечи.

— Всегда, моя сердечная нить. Всегда.

— И я всегда буду рядом, чтобы сделать то же самое для тебя.