Книга Ткач, страница 89 – Тиффани Робертс

Ахмья сделала три маленьких глотка, прежде чем отставить скорлупу и взять следующую.

— Эта вторая чашка представляет наш подарок. Это означает нашу приверженность друг другу и долгую, счастливую жизнь, которую мы строим вместе. И признак того, что наши два мира сближаются и объединяются в один, несмотря на все различия между ними.

Как и в первый раз, она взяла вторую скорлупу обеими руками и кивнула ему.

Тремя отмеренными порциями он добавил воды в новую скорлупу, глядя ей в лицо между каждой. Она сияла, глаза сверкали так же ярко, как украшения на платье. Она улыбалась, пока пила.

Они снова поменялись. После того, как она налила воду в скорлупу, разум Рекоша наполнился новыми образами. Теперь уже не воспоминания, а надежды, желания — кусочки той жизни, о которой она говорила. Логово, наполненное яркими цветами и тканями. Ахмья, лежащая в нем на постели из пушистого шелка. Совместные трапезы, общие истории, улыбки и смех. Общие мечты о том, чтобы они вдвоем творили с такой же тщательностью и решимостью, с какими он создавал ее платье.

Ахмья указала на последнюю чашу, гладкий изогнутый камень. Рекош поставил раковину и взял камень. Разница в весе была заметна сразу, как и его массивность.

— Третья чаша олицетворяет наше будущее, — сказала она, наливая в нее воду. — Гармония и счастье, которые мы разделим, наша сила воли, позволяющая вместе противостоять любым вызовам в жизни и добиваться процветания для себя. И… и…

Она опустила глаза и заправила прядь волос за ухо, сбив цветок.

Нижняя рука Рекоша метнулась вперед, поймав цветок на ладонь. Он вернул его на место над ее ухом и погладил ее щеку тыльной стороной пальцев. Схватив ее за подбородок, он приподнял ее лицо и заставил посмотреть ему в глаза.

— И что, моя Ахмья?

Ее щеки порозовели.

— И дети, которыми мы будем благословлены.

Что-то пробудилось глубоко в груди Рекоша. Что-то первобытное и собственническое. Его взгляд опустился на живот Ахмьи. Именно там его семя пустило бы корни, там его пара носила бы созданную ими жизнь, там их детеныш был бы защищен по мере того, как рос.

Но для того, чтобы это произошло, им нужно было бы спариться.

И Рекош намеревался заявить права на свою прелестную маленькую самку очень, очень скоро.

Он снова посмотрел ей в глаза и выпил. Ее губы приоткрылись с тихим, прерывистым дыханием.

Ни одна вода никогда не была такой чистой и сладкой на вкус. Но ничто и никогда не сравнится со вкусом Ахмьи.

Только закончив, он отпустил ее подбородок и убрал руку, протягивая ей каменную чашу.

— Ради нашего будущего, кир’ани ви’кейши.

Ахмья уставилась на него, когда взяла предложенный камень и подняла его, чтобы он наполнил его. Она быстро поднесла его к губам, сделала три глотка и поставила на валун, вероятно, сильнее, чем намеревалась, судя по тому, как она поморщилась.

Жвалы Рекоша приподнялись, и он склонил голову набок.

— Ритуал завершен?

Ахмья кивнула, стиснув руки на коленях и заламывая пальцы.

— Да.

— Мы пара по обычаю твоего народа? — он переложил бурдюк с водой в нижние руки, закрыл его и отставил в сторону.

— Есть… еще кое-что. Традиция моего американского происхождения.

Он прижал ладони нижних рук к земле и наклонился ближе.

— Что?

Сжав руки, она подпрыгнула на месте, глядя куда угодно, только не на него.