Книга Скиталец, страница 46 – Тиффани Робертс

— Я получаю радость.

Ее глаза — было ли небо когда-то такого оттенка, или это был фрагмент поврежденной информации? — встретились с его глазами. — Ты действительно чувствуешь радость?

Почему она спросила так, как будто не верила в это?

Почему Ронин не смог сформулировать подходящий ответ?

— Возможно… удовлетворение — более подходящее слово. Впрочем, оно было не верным. Может ли кто-то быть частично удовлетворенным?

— Но ты сказал о радости. Зачем было говорить так, если ты имел в виду совсем другое?

Он наклонил голову, внимательно изучая Лару. Ее и так было достаточно сложно разгадать. Ее вопросы только усложняли головоломку.

— Разве люди часто не говорят то, чего не имеют в виду?

— Да, но ты не человек.

Это высказывание повисло в воздухе между ними. Он не мог обидеться на это; Ронин знал, кем он был, но не для чего. Тем не менее, он подозревал, что она имела в виду это, по крайней мере, отчасти, как оскорбление.

— Боты всегда говорят то, что они имеют в виду, — продолжила она, когда он не ответил, — и всегда делают то, что они говорят.

— Существует так много слов с абстрактными, ситуативными значениями. Как боты могут поддерживать безупречный послужной список, если ни один из нас не понимает их полностью все время? — Определения подходят только для объяснения таких понятий, как любовь, честь и ненависть. Под их простыми объяснениями скрываются бесчисленные слои эмоций.

— Может, я и не знаю столько слов, сколько ты, — сказала Лара, проходя мимо него и присаживаясь на край стола, — но я знаю разницу между радостью и удовлетворением. И ты тоже.

В новом положении ее рубашка — его рубашка — задралась, позволив Ронину мельком увидеть нижнюю часть ее бедер.

Эта рубашка касалась меня, а теперь касается и ее. Ее соски соприкасаются с ней, островок медных волос скрыт от моего взгляда только тонкой тканью…

Ронин снова перевел оптику на ее лицо. Как долго он так смотрел? Секунды? Судя по нахмуренным бровям и твердым очертаниям рта, это было достаточно долго, чтобы она заметила. Его процессоры могли обрабатывать огромные объемы данных одновременно, могли одновременно отслеживать все его поле зрения, слух, осязание и движения, и ни одна вещь не отвлекала внимания от другой. У ботов не было на что отвлекаться.

Как эта женщина завладела всем его вниманием? Более конкретно, как ее тело сделало это? Она ничего не должна для него значить.

— Итак, раз уж мы заговорили о удовлетворении… хочешь, я станцую для тебя сейчас?

Он больше ничего не хотел, и это приводило в замешательство.

— Нет. Не сегодня. Твоя часть соглашения начнется завтра, когда я вернусь, — он не был уверен, что удержится от нарушения ее условий, пока нет.

— Что ты имеешь в виду под возвращением? — она оторвала зад от стола и одернула подол рубашки.

— Это место не приспособлено для проживания человека. Если мы хотим, чтобы это соглашение продлилось, я должен сдержать свое слово. Я должен сделать то, что сказал.

— Значит, ты просто оставляешь меня здесь. Одну?

— Ты бы предпочла, чтобы я отвел тебя на Рынок, где все люди и боты увидят нас вместе?

Недовольство на ее лице усилилось.

— Я буду здесь в безопасности?

— Да. На двери есть замок.

Она рассмеялась. Для Ронина это был странный звук, похожий на слово на незнакомом языке; он понял только, что в нем не было юмора. Как бы звучал ее смех, когда она искренне забавлялась?