Книга Я буду твоими глазами, страница 114 – Александра Неярова

Верея молчала, не в силах вымолвить ни слова. Зато у князя скопилось их с лихвой.

– Краса моя ненаглядная, ведунья лесная, – застонал от бессилия. – Не гони прочь, я не уйду. Не оставлю тебя более никогда.

Верила ему Верея, знала. Так что же она, глупая, всё стоит? И опустилась на колени перед ним, Златояр всполошился и прижал светлую головушку к своей груди.

– Пусть не знатной крови ты, а всё лучше любой самой родовитой красавицы. Моя ты душой.

Она слабо трепыхнулась, но уже не рвалась прочь. Позволила обнять себя и, затихнув, слушала, как тяжко ворочается его сердце.

– Нашëл... – не верил до сей поры. – Без тебя как без сердца жил, а теперь оно вновь полно.

Сладко слушать его признания. Ведовская сила подсказывала, что не обманывал. Любит. Постояли так в уютной тишине, пока не унялась тревога в душе Вереи, и светлокосая тихо ответила:

– Как и моё, Златояр.

Губы тронула робкая улыбка. Неужели это и есть долгожданное счастье?

Опомнился тогда князь, голубка сизокрылая его на стылой земле сидит! Вскочил и на руки подхватил, глазами ясными, небесными залюбовался.

– Поедешь со мной в Кагояр? – Коснулся легонько холодных губ, согревая своим дыханием. – Княгиней моей будешь?

– Буду… – улыбнулась робко, обнимая лю́бого за могучую шею. – Ежели позволишь, я с радостью разделю часть твоих забот.

Жесткий излом губ князя кагоярского тронула улыбка. И взгляд такой лукавый… ух!

– Придётся уж делить, любая. У хорошей княгини забот с избытком. Терем в порядке держать, за прислужницами глядеть…

– Уж за прислужницами особливо глядеть стану, – сузила ревниво глаза. – И ты мне смотри, не заглядывайся, не то упорхну, не сыщешь более.

А Златояр громко захохотал и закружился с ней на руках. Обронил:

– Глупости! Ты мне одна нужна!

Его заразительный смех подхватило лесное эхо и разнесло по округе. И Верея невольно улыбнулась, грея ладони об шею князя.

– Замёрзла, лебедушка моя? – спросил, не спуская с рук драгоценную ношу, любуясь то ли раскрасневшимися от мороза щеками, то ли от девичьего смущения.

– Немного, – отозвалась тихо. – Будет лучше, если мы вернемся батюшкин терем: мне теперь простывать нельзя, да и твои люди ждут. Только вот…

– Что такое? – чиркнул носом по нежной холодной щеке. – Говори, не боись.

– Горян не рад тебе будет. И братец мой Ждан.

– Сам порешу с ними. За мной ничего не бойся, пташка моя. – Зарылся Златояр носом в светлую косицу, запах желанный вдыхал полной грудью, успокаивал словами и суженую и себя. – Любить буду до конца дней, холить стану, нежить. Много от тебя не прошу, Вереюшка. Ты люби меня вот так, как сейчас любишь, за то всë тебе прощу и под ноги кину всё, что пожелаешь. Слышишь ли?

– Да… любый мой.

Ведунья слезы светлой не сдержала, потянулась обнять и поцеловать избранного сердцем молодца. А князь поймал и смял страстно губы голубки своей ненаглядной. Его она теперь!

…Въехали всадники строем один за другим в распахнутые ворота Калиновки, да прямиком по улочке к дому старосты направились. Всполошенный люд глаза повыпучил, бабы и мужи дела все сразу побросали, разбегались в стороны, уступая дорогу гридням и правителю со светлокосой девицей. Веду тот бережно держал в своих руках.

У калитки высокого добротного терема лошади со ржанием остановились.

Горян, суровый воин с седой бородой и названный отец Вереи, встретил князя кагоярского у порога своего дома не как подобает обычай с почестями, а со сложенными на могучей груди руками да воинственным настроем.