Книга Люся, которая всех бесила, страница 126 – Тата Алатова

Удобные кресла, камин с настоящим огнем, бесконечные полки с книгами.

Черт, Люся тоже могла бы здесь жить.

В своих владениях Вешников чувствовал себя спокойнее и увереннее, чем в пиццерии, казался более расслабленным и вальяжным.

Люся показала ему диктофон, дождалась снисходительного согласия и только после этого включила запись.

– Спорим, – не дожидаясь вопросов, начал Вешников, – вы хотите меня спросить, почему я не пишу триллеры или героическое фэнтези, как и полагается авторам-мужчинам? Становление героя и все в таком роде? Принято считать, что романтическая эротика – типично дамский жанр, женщины пишут для женщин, этакий взаимный чес кинков.

– Так почему эротика? – легко отдала бразды беседы Люся.

Ей было тепло, лениво и сонно.

Вешников тихо засмеялся – нежные перекаты далекого грома, когда гроза еще не подступила близко.

– Признаться, я начал писать эротику задолго до того, как впервые попробовал на практике, что такое секс, – с убийственной честностью признался он. – Ну знаете, гормональные фантазии тихони подростка, который был слишком пухлым, чтобы девочки уделяли ему внимание на полном серьезе. Вступление в интимную жизнь случилось со мной потрясающе поздно – в двадцать два года – и страшно разочаровало меня. Реальный секс на деле оказался в сто раз хуже, чем я его себе придумал.

Люся оглушительно расхохоталась.

– Но вы все же не переключились на драконов и некромантов?

– Почти. Я чувствовал, что вся мировая литература надула меня. Столько слов, предложений, абзацев, о чем разглагольствовали Апулей, Татий, Арбитр? Понадобилось некоторое время, чтобы понять: дело не в физике и механике, а в одержимости и страсти, на которые женщины, если хотите знать, почти не способны.

– Да неужели? – изумилась Люся.

Беседа увлекла ее, и теперь сложно было поверить, что перед ней тот же невыносимо капризный человек, который трепал ей нервы накануне. А уж подобные заявления точно всколыхнут читателей – о, им будет о чем поспорить.

– Вы слишком практичны. – Вешников поднял открытые руки, будто демонстрируя свою безоружность. – Флирт, страдания, влюбленность, привязанность – да. Но шекспировская трагедия? Чувства, от которых сотрясается мир? Почти никогда. Настоящая, отчаянная, слепая любовь – удел мужчин.

Он говорил и говорил, и Люся мысленно делала акценты в будущем материале – вот здесь смягчить, здесь обострить, получится как минимум вызывающе.

Помощница по хозяйству ловко накрыла им ужин прямо в кабинете. К чести хозяина дома, обошлось без пошлостей вроде вина или устриц, им подали нейтральные стейки из индейки с овощами и сыром, предложили чай и кофе на выбор. Люся с удовольствием взялась за еду, посмеиваясь над пылом своего собеседника.

Она уважала людей с убеждениями, даже если и не была с ними согласна.

Впрочем, рассуждения Вешникова не входили в острое противоречие с ее. По правде говоря, Люся точно про себя знала, что страсть, способная сотрясти мир, – не ее конек. Все ее отношения были или полезными, или приятными, но не разрушительными. А какой прок от одержимости, которой так грезил Вешников? Сплошные хлопоты.

– По Стендалю, – продолжал боян, разлив кофе по чашкам, – есть четыре вида любви. Любовь-страсть, которая заставляет нас жертвовать всем, что у нас есть. Любовь-влечение, порождение ума и изящества. Любовь-тщеславие, когда мы выбираем себе статусных партнеров, чтобы поднять собственный статус. И, наконец, физическая любовь.