Книга Люся, которая всех бесила, страница 128 – Тата Алатова

– Упс. – Люся покачала головой. – Так можно было огрести фобию поцелуев.

– Да, удар был болезненным. Буквально мордой о мои робкие чувства… Я ничего не понимал, чувствовал себя обиженным, мне казалось все очень нечестным. Понадобилось много времени, чтобы решиться на новые ухаживания за девушкой. В следующий раз я встретил Лизу только через пять лет. Нам исполнилось по девятнадцать, и мы случайно столкнулись возле аптеки. Я едва ее узнал – так подурнела и пополнела Лиза. У ярил особая энергия, знаете, чувственность бьет через край. Но Лиза была тусклой-тусклой, совершенно несчастной. Я пригласил ее на кофе, а она в ужасе отшатнулась от меня. А ночью от нее пришло сообщение: она просила меня о встрече в супермаркете. Мне показалось, что это очень странное место для встречи, но я сразу согласился.

Люся понимающе усмехнулась.

Вряд ли спустя пять лет после неприятного расставания Вешников все еще испытывал нежные чувства к своей потускневшей балерине. Но он тоже любил хорошие истории. Его вела вперед писательская тяга к перипетиям человеческих жизней.

– Мы встретились у полок с консервами. Лиза сказала, что ей надо с кем-то поговорить. Что она сходит с ума. Что ее жизнь превратилась в кошмар.

– Отец?

– Отец. – Вешников вздохнул. – Чокнутый домовик при погонах, которого переклинило по полной. Якобы он видел слишком много криминальных сводок, где фигурировали ярилы. Они часто становятся жертвами насилия или, наоборот, нарушают закон из-за того, что рано привыкают, что им все сходит с рук. Вот папаша и впал в самодурство. Запретил балет, университет, отношения, вообще все. Лиза оказалась пленницей в собственном доме – и все ради ее безопасности, как заверял отец.

– Да уж, – поежившись, Люся налила себе еще кофе, – классика жанра. У полицейских вообще профдеформация часто выражается в контроле, выходящем за границы здравого смысла. А тут еще и домовик, и, видимо, мудак сам по себе. А Лиза, выросшая под таким давлением, быстро потеряла тягу к сопротивлению. Покорность жертвы, которая еще больше провоцирует агрессора. Бедняжка. Где она сейчас, вы знаете?

– На кладбище, – бесцветно ответил Вешников. – Через год она покончила с собой. Поговаривали, что стала навью, но я не знаю наверняка.

– Целый день слушаю о самоубийцах, – пожаловалась Люся, – прям напасть какая-то! Вот и поговорили о романтической эротике… Вы пытались ей помочь?

– Нет. – Вешников прямо посмотрел на Люсю. – В то время я был уверен, что каждый сам выбирает, как ему жить. Лиза ни о чем не просила, а я ничего ей не предложил. Просто сказал что-то в том духе, что хреново так жить. Для чего она рассказала все это мне? Чего ждала от этого признания? Что я пойду войной против ее отца? Украду ее? Я был обыкновенным студентом, а ее отец – начальником видовой полиции. Какие были шансы?

– Кем? – резко переспросила Люся.

– Что? – Вешников нахмурился. – Эта история не для печати, я ведь выключил диктофон!

– Ну разумеется, нет. – Она разозлилась так, как не должна была злиться.

Нет, Вешников не был героическим парнем, но ведь он имел на это право. Не каждый рожден для подвигов. Просто… просто он выбрал самый легкий путь, как и поступают нормальные люди.

Они не вмешиваются в чужие дела. Они ждут, пока их попросят о помощи, и не навязывают ее без разрешения.