Книга Люся, которая всех бесила, страница 166 – Тата Алатова

– А вы ранняя пташка, – сказала ей Люся и села за стол.

– Простите, если разбудила, – пролепетала та и все-таки не удержалась, стрельнула озорным взглядом в Ветрова. Вот у кого вид первичен. Тот притворился, что внимательно изучает узор на кофейной чашке. – А в обед Максим Анатольевич заглянет.

– Я буду здесь, – тут же уведомила всех Нина Петровна голосом злого полицейского.

– А я приду поздно, – объявила Люся и взялась за овсянку со свежей малиной, – у меня корпоратив.

– Возьми кого-нибудь, – тотчас велел Ветров.

– Кого-нибудь – это кого?

– Смирнова тебе выдам. Пусть сидит рядом и на всех зыркает злобным взглядом.

– Пусть зыркает, – легко согласилась Люся, которая уже вроде привыкла, что постоянно находится под охраной.

– Вы такой понимающий, Павел Викторович, – промяукала ярилка, – немногие бы мужчины отпустили жену на корпоратив, когда сами находятся между жизнью и смертью.

– Жену? – удивилась Нина Петровна.

– Между жизнью и смертью? – удивился Ветров.

– Отпустил? – удивилась Люся. – Как может один взрослый человек отпустить или не отпустить куда-нибудь другого взрослого человека?

Ярилка захлопала длинными ресницами, польщенная всеобщим вниманием.

У Нины Петровны был такой зверский взгляд, как будто она вспоминала, где именно у нее припрятана бензопила.

Прекрасно начинался день.

В машине Люся, чье настроение все еще было непростительно хорошим, прокручивала вчерашний разговор с Ветровым. Он казался немного сюрреалистичным – просто голос в темноте – и неправдоподобным. Замкнутый и немногословный, марен не производил впечатления человека, который стремился к постоянным отношениям.

Медленно двигаясь в унылой утренней пробке – каждый год в конце декабря город просто сходил с ума, люди метались с улицы на улицу, будто подчиняясь хаотичному броуновскому движению, – Люся пыталась понять, ее-то отчего так плющит.

Мальчик предложил девочке дружить. Ах, какое трогательное событие.

– Спятила ты, милая, на старости лет, – объявила Люся, насмешничая сама над собой.

Попала в любимую женскую самообманку: жесткий снаружи, мягкий внутри. Мама его, бедняжку, отвергла, и это дало тебе прекрасный повод найти в мужской душе широту и глубину. А ведь иногда марен – это просто марен.

Впрочем, возможно, и Ветров, как Люся, доказывал самому себе, что не вид им правит, что он больше, чем диктатура ее величества биологии, которая сотворила их именно такими.

Люся хотела бы родиться ягом, например, или арх-медведем, но кто ее спрашивал? И кто спрашивал внучку Великого Моржа, хочет ли она появиться на свет коркорой, которая умеет оборачиваться?

Вспомнив о Китаеве, Люся вдруг поняла, что ведет себя с Ветровым как последняя стерва. И ведь не сказать, что специально, – просто так получилось. Ох, права Синичка, она – эгоцентрик, чьи мысли крутятся только вокруг нее самой, а не вокруг интересов других людей.

– Черт, – пробормотала, едва не тюкнулась носом в толстый зад плетущегося впереди «лендровера» и схватилась за телефон. – Паш, у меня с Великим Моржом вся эротика закончилась задолго до твоего появления. Мы с ним давно уже соратники, а не любовники.

– Могла бы и раньше сказать, – буркнул он и отключился.

А у Люси потемнело в глазах.

Богатое воображение, приученное складно выстраивать сюжеты и анализировать информацию, вдруг выдало очевидный и неприятный результат, который отлично объяснял, с чего вдруг Ветрова вчера потянуло на сантименты.