Книга Прятки в облаках, страница 77 – Тата Алатова

Маша слушала ее, покрываясь мурашками. Арина будто чревовещала, спокойная, равнодушная, ее гениальность сбоила легким сумасшествием.

— Любопытно, это уже дисморфофобия или просто обычный бред? — с интересом спросила Дина Лерина, которая уже с минуту стояла в дверях, морщась то ли от вида Вечного Стража, то ли от слов Арины.

— Дисмрфрм… что? — не поняла Маша.

— Ненависть к своему телу. Как вы думаете, это можно убрать отсюда хотя бы в коридор? — и она кивнула на Вечного Стража.

— Это, — повысила голос Арина, — куда могущественнее нас всех, вместе взятых. Разве вы не ощущаете потоков силы, которые как паутина оплетают все вокруг? О, оно струится повсюду, оно подключается прямо к нашим головам, оно копошится прямо в наших мозгах, тонкие лапки щекочут наши нейроны, перебирают их один за другим.

— Не надо больше о пауках, — взмолилась Маша.

— Трезвая Глухова в сто раз хуже пьяной, — процедила Дина.

Лиза-Дымов переложил гречку из контейнеров в тарелки и разлил по кружкам чай. Казалось, его совсем не волнует все происходящее вокруг. Он был сосредоточен на простых и понятных вещах: порезать хлеб, достать вилки.

Маша поймала себя на том, что пристально наблюдает за ним, ловит Дымова в движениях Лизы, то, как он рассеянно щелкает пальцами, когда зависает: черный чай или зеленый? Небрежную расслабленность плеч, то, как он, останавливаясь даже на мгновение, сразу принимает устойчивое положение — привычка человека, который много времени проводит на ногах. Сердце вдруг пропустило удар: неужели никто не видит, что перед ними Дымов? Ведь это так очевидно.

Что-то изменилось вокруг, а Маша, увлеченная своим подглядыванием, пропустила начало — опомнилась только, когда серый ползучий туман уже растекся вокруг Вечного Стража, стелясь ближе к полу. Все замерли, будто их поразило проклятие неподвижности, и в наступившем оцепенелом молчании туман обрел форму, сконцентрировался в стрелу с острым наконечником и в стремительном полете пронзил грудь Дины.

Она ахнула, пошатнулась, выгнулась дугой, а потом произнесла, невидящими стеклянными глазами уставившись на потолок как на величайшее откровение:

— Придет день, Машка, когда ее ненависть станет так сильна, что тебе некуда будет от нее бежать. Скоро. И, может, еще раньше.

После чего Дина обмякла и едва не упала, но Арина ее подхватила, усадила на стул.

— Что? — ошеломленно переспросила Маша. — Это ведь какая-то другая Маша, да? В мире миллионы разных Маш?

— Получилось? — деловитый Иван Иванович плавно опустился вниз, обретая и парик, и орден, и пышную одежду. Его туфли с богатыми пряжками стукнулись о плитку, и он самодовольно поправил перевязь. — Я медитировал, — поделился он, — чтобы помочь этому прекрасному дитя обрести единение с силой рода.

— Это было предсказание? — с лихорадочной слабостью спросила Дина. — Настоящее предсказание, как у бабушки? Во мне наконец пробудился дар?

— А ничего приличного у тебя не нашлось? — рассердилась Маша. — Что-нибудь про повышенную стипендию? Про пятерки на всех экзаменах?

— Ну не сказать, что сам собой пробудился, — величественно произнес Иван Иванович. — Я подсобил немножко. А то печально смотреть, как этакий сосуд пропадает зазря.

— Я чувствовала энергию, — сказала Арина. — Как будто батарейки подзарядили.