Книга Прятки в облаках, страница 179 – Тата Алатова

Маша понимала, что ему, наверное, не по себе, — едва знакомая студентка так отчаянно цеплялась и прижималась, но она потом об этом подумает. У него еще будет время с ней познакомиться, а сейчас ее израненному сердцу нужно побольше Дымова. И плевать, что там с его прошлым и характером, на все плевать.

Вот что важно — надежность объятий, и стук сердца у щеки, и то, как бережно ее укачивали.

— Ты привыкнешь ко мне, — пообещала она, не очень понимая, что несет, — а я перестану все время рыдать. Честно-честно. Даже не знаю, почему я решила, что тебе без меня будет лучше. Надо было сразу соблазнять тебя, прямо на экзамене. Все лучше, чем умирать от тоски так долго!

Он что-то тоже говорил, успокаивающее, воркующее и вроде как даже благодарил, что обошлось без соблазнений в учебной аудитории, и гладил ее волосы, и Машу постепенно отпускало. Горе уходило, сменяясь горячо пульсирующим в горле счастьем.

Наконец, она заставила себя выпустить его из рук и залпом выпила уже остывший чай.

Дымов улыбался с той добротой, от которой у нее всегда переворачивалось все внутри.

— И какой у зубрилки Рябовой план по моему ненавязчивому влюблению?

— План! — необычайно воодушевилась Маша, и глаза у нее загорелись. — Мне понадобятся разноцветные маркеры.

В его смехе было так много нежности, что она немедленно поверила: все у них получится

***

Это была волшебная весна, наполненная долгими прогулками по вечерней Москве. Маша заняла третье место на конференции и даже не огорчилась по этому поводу. Написала заявление на специализацию по черчению, пообещав Дымову не запускать и лингвистику. А он вернулся к своим детским книжкам и потешкам-наговорам, и издатели даже начали печатать их на радость молодым родителям и воспитателям.

И если Маша о чем-то жалела в то время, то только об учебной нагрузке, которую взвалила на себя. На Дымова ей удавалось выкроить только послеобеденные субботы, зато какие это были субботы!

Они шептали наговоры, превращая себя в разных людей, и достигли в этой области настоящего совершенства. Порой Маша выглядела рыжеволосой дылдой, порой — барышней средних лет. Дымов предпочитал крепких коротышек, и это казалось таким веселым — прикидываться кем-то другим.

Однажды во время такой вылазки она указала ему на Дину и Плугова, за руки прогуливающихся по бульвару.

— Смотри-ка, кто у нас тут. Проверим на них наши чары?

— Пошли, — согласился Дымов, и они двинулись наперерез влюбленной парочке. Маша даже налетела на Плугова, едва не сбив его с ног, но он только сказал с легким укором:

— Девушка, смотрите, куда идете, — и снова обратил на Дину обожающий взгляд.

Бедный Власов. Зря он в Машу снежком пулял — главная университетская красотка досталась его молчаливому другу.

— Хм, — сказала Дина, быстро взглянув на них, — да у вас, ребята, сегодня будет секс.

Они ушли, оставив Машу в переполошном состоянии. Она не смела взглянуть на Дымова, хотя с чего бы это ей так смущаться! Уж она-то знала его тело получше собственного, это у него дебют. И все же ее лихорадило, предвкушение тяжело наливалось внутри живота. Они так долго ходили вокруг да около — март, апрель и половину мая, что ей даже начало сниться всякое-неприличное. Однако ни Маша, ни Дымов не торопили друг друга — уж очень тягучим и сладостным было это медленное сближение.

— Маш? — вопросительно позвал он.

Она уставилась себе под ноги, промямлив:

— Кто мы такие, чтобы спорить с наследственной гадалкой?

***

— Так глупо, — признался Дымов, когда они сбросили чужие личины в просторной прихожей.

— Что? — напряглась она, ожидая услышать про разные причины, по каким он не готов.

— Глупо, что мне придется соревноваться с самим собой.

— Как это? — поразилась Маша.

Дымов хлопал дверцами шкафчиков на кухне, позабыв, где у него чай. Маша подошла ближе и взяла его за руки, останавливая эту суету.

— Зачем тебе соревноваться с самим собой?

— А в прошлый раз… — начал было он, но она не дала ему договорить. Поцеловала первой — осторожно и трепетно, торжествуя от дрожи его пальцев на своем затылке, от того, как быстро осторожность тает под его желанием.

— Не было прошлого раза, — прошептала Маша, стягивая с него водолазку, — все в первый.

Конец.