Книга Горгона и генерал, страница 124 – Тата Алатова

Но ничего из этого она никогда не скрывала и не пыталась спрятать за пышными кустами лицемерия.

Сердиться на неё было все равно что сердиться на кошку, за то, что она мяукает, или на птицу за то, что она летает, а не ходит степенно по земле.

Трапп никогда прежде не задумывался о том, была ли ему верна Гиацинта все это время, да и слово «верность» не подходило этой женщине, как не подошли бы молитвенник или пяльца с вышивкой. До этого он всегда верил, что ему достаточно обладать ею, не задавая вопросов и надеясь лишь на то, что и частичка её неуловимой души тоже принадлежит ему. Пусть даже самая крохотная.

Так откуда же пришли эти злость и жадность? С каким пор он захотел Гиацинту лишь для себя и что он мог предложить ей взамен?

Всё свое состояние? Пусть.

Преданность? Что ей с того?

Всю страсть, на которую он способен? Да сколько этой страсти в нем еще осталось!

Всё это было так дешево, так мелко.

И душило Траппа, забивая легкие невидимой колкой пылью.

Возможно, никогда прежде он не казался себе таким жалким и слабым.

Отвратительным он себе казался этой ночью, и не было в нем ни великодушия, ни щедрости, ни понимания, ни терпения. Ничего светлого.

Одна яростная, неразумная жажда, туманящая разум.

Старый глупый генерал, впервые в жизни увидевший себя в полный рост.

Гиацинта пришла еще до завтрака, когда Найджел брил Траппа, а генерал мрачно разглядывал в зеркало свое серое лицо с черными тенями под глазами.

Она была обворожительна в светлом платье с алыми разводами и в легких утренних украшениях, бросающих отблеск на безмятежное лицо.

— Доброе утро, — пропела горгона, очаровательно улыбаясь, — снизу доносится волшебный аромат кофе, а вы все еще прихорашиваетесь? Ступайте, Найджел, — забирая у него из рук бритву, кивнула она на дверь, — я сама закончу.

Её несчастный жених бросил вопросительный взгляд на генерала, дождался одобрительного кивка и поплелся прочь.

— Знаешь, мой дорогой Бенедикт, — проворковала Гиацинта, осторожно проводя бритвой по его коже, — о чем я вдруг подумала?

В её близких глазах была лишь матовая благожелательность, и ничего больше.

— Меня утомило это путешествие, — продолжала она, — и я, пожалуй, перезимую здесь, у Ливенстоуна. Как представлю, сколько времени нам еще провести верхом, так мурашки по коже, — еще одна беспомощная улыбка слабой женщины. — Замок достаточно уединен и далек от столицы, чтобы никто не прознал, что я здесь. Ливенстоун живет скромно и будет рад компании, я уже получила его приглашение.

Трапп отвел её руку подальше от своего горла.

— Сбегаешь, любовь моя? Бросаешь меня, как Джереми?

— Сравнил себя с маленьким ребенком! — хрустально рассмеялась она, с укоризной погрозив ему бритвой.

— Но у тебя не получится остаться здесь, Гиацинта.

— Почему это? — заносчиво воскликнула она, смочила полотенце в теплой воде и начала смывать пену с щек генерала.

— Ты же уже приняла задаток на мое убийство, правда? Нехорошо обманывать ожидания заказчиков, подумай о своей репутации, дорогая.

Руки горгоны слабо дрогнули, и она быстро прикрыла глаза ресницами.

— Что ты предлагаешь? — спросила ровно и спокойно.

— Не отходи от меня ни на шаг, пока…

— Пока не наступит время тебя убить? Это твой план? — гнев окрасил её лицо в розовые тона. — Сколько самолюбования и самодовольства, Бенедикт! Ты так уверен в своей безопасности? «Это же всего лишь горгона, она никогда не причинит мне вреда», — так думаешь ты? Считаешь меня своей ручной собачкой?