Книга Дочь атамана, страница 96 – Тата Алатова

Даже когда она шутила за столом о побеге и тайном венчании, это была лишь пустая болтовня, беззаботная и бездумная. Даже когда отбивалась от Марфы Марьяновны с ее можжевеловыми угрозами, то не всерьез это было!

Но слова Михаила Алексеевича прозвучали оглушительным набатом, судьбоносным и неотвратимым.

Это значило, что отныне Сашина жизнь будет связана с его жизнью неразрывными узами, и все окончательно изменится, и каким бы чудесным ни было будущее, нынешнее исчезнет навсегда.

— Я понимаю ваши опасения, — меж тем пробормотал Михаил Алексеевич удрученно, — кто знает, не исчезнет ли внезапно проклятие Драго Ружа. Господи, о чем я только думал! Ведь вы можете оказаться вдруг женою дряхлого старика. Забудьте, умоляю вас, забудьте обо всем, что я вам наговорил! Это было опрометчиво с моей стороны и непростительно…

Тут он порывисто встал, бледный, расстроенный, коротко поклонился и вышел из конторки, а Саша осталась сидеть, окаменевшая и будто громом пораженная.

Сказанное не коснулось ее разума, да она и не слышала почти ничего, обратившись вся внутрь себя.

Ей захотелось, чтобы рядом оказалась бабушка — мудрая и мягкая, знающая ответы на все вопросы. Саша никогда не спрашивала ее — как же она решилась покинуть отчий дом и отдать себя дикому атаману, пропахшему походными кострами.

Супружеская жизнь, наполненная ежедневными хлопотами, разделенная на двоих постель, и, боже, наверное, дети — прежде этого всего Саша не загадывала для себя. В ее душе не было места романтическим грезам, она не теряла сон, мечтая о любви и сладкоречивых признаниях. Решение отца о ее безбрачии не вызывало у нее никакого протеста.

Будет ли Михаил Алексеевич и впредь целовать ее так же сладко, как прежней ночью? Будут ли его большие руки обнимать ее по ночам? Ах, от таких мыслей кружилась голова и трепетало сердце!

Саша вскочила, прижала ладони к разукрашенному морозом стеклу на окне, а потом приложила их к своим щекам, лбу.

Воображение бесновалось, подкидывало бесстыдные картинки, путая и без того запутавшуюся Сашу. То она видела себя в одной сорочке, льнущую к Михаилу Алексеевичу, то ей мерещилось, будто он распускает ей косу и длинные, ловкие его пальцы перебирают ее пряди одну за другой.

Саша станет же-ной, а Михаил Алексеевич ей — му-жем. И она наденет красный, тяжелый от жемчуга наряд и встанет по левую руку от жениха, и обменяет золото на серебро, и головы их покроют венцы, и трижды они изопьют вина из одной чаши…

— И будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть, — прошептала Саша изумленно, ущипнула себя за руку, сбрасывая экстатическое оцепенение, вздрогнула от неожиданной вспышки боли, огляделась кругом, не понимая, почему все прежнее, старое, когда весь мир перевернулся и под ногами у нее обязано быть небо, а над головой — твердь земная.

Вышла из конторки, ступая необыкновенно плавно и неспешно, плыла, плыла Саша по скрипучим деревянным половицам, и вся она — не-вес-та — обрела важность и нужность, драгоценность жениха своего, света от света ее.

— Да что опять за блажь нашла, — рявкнула Марфа Марьяновна, снимавшая занавески на стирку, стеганула Сашу по спине мокрой тряпкой, та ойкнула, подпрыгнула и помчалась подальше от кормилицы, смеясь напавшей на нее экзальтированности и способу ее исцеления.